Но как, спросим все же еще раз, могло прийти в голову писателю, что маленький хоббит окажется на поверку самым крепким и стойким (ибо именно он несет Кольцо), – добродушный толстяк, казалось бы, в чем и понимавший толк, так только в еде и в питье, этакое новое воплощение мистера Пиквика? Вспомним, однако, что, говоря о невероятной трудности создания образа «положительно прекрасного человека», Достоевский называл две удачи в мировой литературе: Дон Кихота и, как ни странно, быть может, это звучит, мистера Пиквика, считая, что оба они явили собой огромную художественную мысль. А ведь если вдуматься, то сравнение это удивительно точное: вспомним, как путешествует по дорогам Англии смешной и нелепый мистер Пиквик, вмешиваясь в дела других людей, пытаясь им всячески помочь, абсолютно бескорыстный и сердечно отзывчивый на всякую боль человек, которого его слуга Сэм Уэллер называет «ангелом в коротких штанишках и гетрах». Действительно, мистер Пиквик не меньше странствующий рыцарь добра, чем Дон Кихот или, если говорить об Англии, Айвенго (кстати, в романе Толкиена сошлись эти два характерных типа английской литературы: рыцарь Арагорн, напоминающий не то Айвенго, не то Ричарда Львиное Сердце, и Пиквик-Фродо, и оказалось, что они удивительно дополняют друг друга). Вот и возродился на свой лад этот вполне архетипический образ прекрасного доброго чудака в романе Толкиена. Да и Сэм Уэллер, слуга и друг (именно друг, что очень важно в нравственно-поэтической системе Диккенса и, добавим, Толкиена), который напоминал Честертону «мифического героя древних сказаний», получил свое иновоплощение в образе Сэма Скромби, слуги и друга Фродо, чья помощь ему ох как пригодится. Это мифологические герои, и не случайно они укоренены всем своим духовным бытием в художественном самосознании английской культуры[790].

Это сказка, но очень ясна та общекультурная и не только фольклорная традиция, которой она принадлежит, ее исток – классическая английская литература, в которой понятия свободы, чести, личного достоинства являлись мерой человеческих отношений. Но именно эта мера есть у Толкиена. Ведь говоря о непрестанной и непримиримой борьбе Добра и Зла, Толкиен Добро понимает прежде всего как Свободу, а Зло как Рабство. Это основной принцип, по которому он разделяет героев романа: Черные Всадники тоже и могучи, и смелы, и далеко не глупы, но они рабы, прислужники Саурона, порабощенные до полного своего развоплощения; они потеряли человеческую плоть, теплоту, превратившись в нежитей, призраков, они бессмертные, но и не живые, «черные, словно дыры в темноте». И мечта Черного Властелина превратить в рабов всех обитателей Средиземья, в том числе и столь далеких от Мордора хоббитов, потому что «мерзкие рабы-хоббиты ему приятнее, чем хоббиты веселые и свободные». Поэтому борьба хранителей идет не только ради жизни (жизнь есть и у рабов, но такая жизнь не нужна героям Толкиена), борьба идет за свободное и, следовательно, достойное существование, поскольку свобода понимается писателем как основная характеристика добра. Существо, лишенное свободы, превращается в послушное орудие чужих сил, утрачивая право на самоопределение своей судьбы, не зная больше ничего кроме чисто физиологических ощущений – боли, страха, голода или сытости.