Но зададимся вопросом, а походило ли в свое время идеализированное странствующее рыцарство, изображенное в романах, которые так пленили ламанчского идальго, на реально существовавший институт рыцарства? С уверенностью можно сказать, что это не так. Но разве помешало это Дон Кихоту взять копье, взгромоздиться на Росинанта и отправиться выпрямлять кривду, защищать обиженных и карать злых? Все дело здесь, видимо, в том, насколько далеко и решительно смеет человек последовать за пленившим его идеалом, не обращая внимания на то, что никто больше не следует его примеру. Но где же ветряные мельницы Тимотеуса фон Бока?

И тут мы от общих рассуждений по поводу героя должны вернуться к последовательному течению сюжета. Якоб, понимая, что опасно в доме поднадзорного держать открыто дневник с такими наблюдениями, заметками и размышлениями, находит для него в своей комнате тайник, где и хранит. И вот однажды, заглянув в этот случайно обнаруженный им тайник поглубже, он находит жесткие и хрупкие, постаревшие листочки, исписанные по-французски почерком Тимо, и после самого беглого просмотра убеждается, что перед ним черновик письма, отправленного Тимо императору, так называемый «меморандум». Выпишем наугад отрывок из этого письма. «Шесть лет тому назад мы проливали кровь и жертвовали имуществом не для того, чтобы сделать Его Величество главой Священного Союза. Мы дрались потому, что иначе это значило бы отказаться от чувства собственного достоинства и чести. Русский народ спас Россию и Европу вопреки Его Величеству… Мы не потерпим, чтобы Его Величество, которому подлежит за все, в том числе и за повседневный хлеб, благодарить великодушие народа, обращался со всем народом так, как его отец имел обыкновение обращаться с отдельными людьми… Итак, дворянство требует созвать всеобщее учредительное собрание. Оно требует это для того, чтобы вместе с другими сословиями издать необходимые законы. Ибо законов у нас еще нет. Указы, издаваемые то тираном, то помешанным, то истопником фаворитки, то комедианткой, то турецким брадобреем, то курляндским псарем, то Аракчеевым, то Розенкампфом, – это не законы… Такая система есть не что иное, как анархия. Это право сильного, где нет моральных обязательств и где живут, следуя принципу – лучше убить, чем быть убитым…»

В рецензии нет смысла приводить дальнейшие выдержки из этого текста, он обширен, интересен и занимает примерно двадцать процентов от общего текста романа. Достаточно сказать, и это будет понятно русскому читателю, что многие мысли из него напоминают мрачные и жестокие инвективы Чаадаева из его знаменитого «философического письма», опубликованного в 1836 г. И не случайна историческая параллель: император Николай объявляет Чаадаева сумасшедшим. Однако письмо Чаадаева опубликовано, поэтому его объявляют безумным тоже публично, «меморандум» фон Бока Александр получил лично, как рыцарь от рыцаря, и делает своего конфидента секретным безумцем. Что-то, а карать самодержавие умело.