Глаза Ти-Цэ в прорезях маски округлились.

– Давай обсудим это потом, – сказал Старший, – сейчас есть разговор поважнее.

Наконец старик повернулся к гостье всем корпусом. Он улыбнулся ей такой мягкой улыбкой, какой мог улыбаться только отец множества дочерей, и так искренне, что Помона растаяла окончательно. Она нашла в себе силы приосаниться и улыбнуться мудрецу в ответ.

– Итак, – произнес он ласково, – передо мной Помона, так ведь?

– Да.

– Посредник человечества, значит?

– Ну… вроде того.

Старший низко хохотнул и чуть склонил голову, разглядывая ее. Помона почувствовала, как ее щеки наливаются румянцем: не привыкла к такому вниманию, и тем не менее была им польщена. Старший относился к тому восхитительному типу мужчин, который любил женщин, получал большое удовольствие от самого факта их присутствия рядом с собой без умысла увидеть каждую в своей постели. Он их уважал, умел найти в них красоту и заставлял девушек обратить внимание на собственные достоинства, которым, возможно, те не придавали большого значения до знакомства с ним.

– Славно, – сказал Старший. – Я очень рад с тобой познакомиться. Мы – я сегодня уполномочен говорить от лица всей своей цивилизации, – с нетерпением ждали встречи с тобой. Большое спасибо, что проделала такой длинный путь, и прошу прощения за все неудобства и опасности, которые тебе пришлось пережить.

– Бросьте, – несколько неуклюже отмахнулась она, но не сумела придать голосу ни кокетства, ни беззаботности, с какой говорил он. – Я… Мне наоборот…

Она вдохнула поглубже. Старший сделал вид, что ничего не заметил, и Помона начала сначала уже с большей уверенностью:

– Я очень рада была приехать. И это мне стоит благодарить вас за то, что позволили так близко познакомиться с вашим народом. Прожить чуть больше двух недель под раскидистыми ветвями древ вашей долины – огромная честь.

Улыбка Старшего стала шире: ее второй попыткой он остался доволен.

– Прекрасно. Что же, если ты готова…

– Полагаю, выбора у меня нет, – не удержалась Помона.

Старший снова вскинул брови в вежливом недоумении. Помона постаралась сгладить свою тревогу улыбкой, но быстро поняла, что этим ничего не добьется. Старший изучающе разглядывал ее так и эдак, словно видел насквозь. Ти-Цэ беспокойно топтался на месте и косился то на него, то на Помону.

Наконец, взгляд Старшего что-то зацепил. Помона впервые за многие годы, если не впервые в жизни, почувствовала себя понятой без слов. Он и в самом деле был особенным, и к тому, что он не был человеком, это не имело никакого отношения.