– Еще раз ха. Этот ваш слюнтяй морской лев не хочет рыбьих щек, мистер Санта-Клаус. Он не хочет ничего вообще. Может, завтра я заставлю его чего-нибудь захотеть.

На следующий день она развернула свою жвачку, потом еще одну. Эту вторую она положила у своего кресла рядом с водой, после чего отвернулась наблюдать за горизонтом и практиковаться в выдувании пузырей. Через некоторое время Леонард отметил, что морской лев покинул свою импровизированную пещеру. Он теперь плавал в прудке скорее завороженно, чем испуганно. Гарри, может, и слюнтяй, признал про себя Леонард Смоллз с немалой гордостью, но слюнтяй любопытный.

Гладкая голова выписывала зигзаги все ближе и ближе к розовой игрушке, держась, насколько это возможно, вне линии взгляда выдувательницы пузырей. Плавая так, он таращился то на жвачку, то на девушку, и эти взгляды были совсем не характерны для ручного зверя. В них была угроза. Даже губы оттягивались от зубов. Леонард никогда не видел, чтобы Гарри так себя вел. Вдруг встревожившись, он полез под раскладушку за черной пластиковой дубинкой, которая всегда была у него наготове. Кто знает, что придет в голову этому великовозрастному тепличному дитяте? Почти все его коллеги могли рассказать историю, и не одну, о неожиданных срывах их прирученных подопечных. «Более послушного старого гамма-волка свет не видывал, но однажды утром во двор вошли девицы из „Костра“[83] со своей черешней в шоколаде».

Морской лев подобрался уже совсем близко к креслу и девушке. Леонард включил дубинку. Но когда он уже готов был выскочить из-под своего тента и вмешаться, девушка обернулась, схватила второй кусок жвачки и сунула себе в рот. Гарри отпрянул, взмыл и исчез в пенной взвеси.

– Теперь он что-то хочет, – сказала она.

На следующий день она позволила Гарри схватить игрушку. Он нырнул с ней на самое дно. Когда он вновь всплыл на другом конце бассейна, оказалось, что он ее жует. Всерьез жует резинку! К концу часа он вновь приблизился к девушке и теперь явно пытался повторять движения ее рта. Девушка тихонько шептала что-то одобрительное. Выбравшись из кресла, она встала на четвереньки у самого края бассейна – видимо, для более интенсивного обмена информацией со своим vis-à-vis. Она учила Гарри жевать резинку!

Леонард наблюдал за этой сценой из-под своего тента с таким волнением и страстью, что чувствовал себя вуайеристом. Завтра он непременно закажет камеру, надо задокументировать столь беспрецедентный акт близости. Не то чтобы он надеялся, что у морского льва получится настоящий пузырь, – это чушь. Губы и зубы ластоногих недостаточно ловки и развиты. Но видеозапись их отношений может стать вполне достаточной основой для диссертации, а то и для гранта Барри Лопеса[84]. Никто никогда еще не описывал такой контакт, так быстро, так близко… И тут он увидел кое-что еще. Нет, если точнее, не увидел. Ибо эта пара вдруг совершенно замерла. Они застыли, глаза в глаза, жалкая дюжина дюймов отделяла лицо животного от лица девушки. Их заставило замереть это что-то, которого он не видел. Оба перестали жевать – рты широко открыты, куски резинки вывалились наружу. Как будто загипнотизированы, заперты во взаимном плену, как специальный компьютер с разделенным процессором. На миг Леонард безотчетно представил, что и в самом деле слышит сдвоенный гул жестких дисков, со свистом перекачивающих информацию. Затем так же внезапно связь оборвалась. Девушка отпрянула и что-то промычала. Гарри в свою очередь откатился назад движением мощным, изящным и глубоко трагичным, после чего исчез под вздыбившейся водой. Он всплыл у запертой двери своего логова и стал ждать, пуская по воде пузыри и не оглядываясь.