После той зверской разборки между диким морским львом и ручным студийное начальство приказало ей каждый день после полудня являться в садок и минимум час общаться с Гарри. Гарри – это ручной ластоногий. Леонард растил Гарри с того дня, как в студийный бассейн Анахайма принесли стерилизованного щенка; это было шесть лет назад, и вот теперь Левертов приказал ему выступить посредником между Гарри и двумя юными эскимосскими киноактерами. Каждый день после полудня девушка, калека и ручной морской лев должны наслаждаться обществом друг друга под присмотром Леонарда. Девушка явилась в первый назначенный день и, мрачно жуя резинку, стала ждать, когда ее пустят внутрь; ее приятеля-калеки не было. Леонард предложил подождать – у него была заготовлена небольшая вступительная лекция, – но девушка покачала головой:

– Имук не придет. С ним расторгли контракт, и он улетел сегодня утром домой.

– Расторгли контракт? Я думал, у него главная роль.

– Уже нет. Мистер Кларк говорит, что калека не годится на главную роль – ни в кино, ни в собачьей упряжке. Это кресло для меня? Скажете, когда пройдет час.

В первую же минуту он понял, что этим общением невозможно и не нужно управлять. И что он зря сочинял вступительную лекцию: теории тотемизма и взаимоотношений в первобытном обществе для этой зануды с жевательной резинкой – пустая трата времени. Не потому, что она была малограмотной или неразвитой. Скорее, наоборот. Она более чем адекватно говорила по-английски – он слышал на съемках. Иногда, особенно в компании своих приятелей-мальков, она могла разразиться настоящей лавиной слов, которая толкала и тащила мыслительные процессы так, что лучшие риф-рэперы Голливуда проглотили бы языки. Но в первый день в садке у Гарри она лишь жевала резинку и рассматривала горизонт сквозь сетку забора. Она не снизошла до того, чтобы проявить хотя бы притворный интерес, когда Леонард попытался поделиться с ней знаниями о ластоногих. Все так же сидела в кресле и смотрела вдаль. Даже когда он встал прямо у нее перед носом, ее широко посаженные глаза не сдвинулись с далекой загадочной точки – она продолжала смотреть туда же, только теперь сквозь него. Он видел этот устремленный вдаль взгляд у волков в клетках: они знают, что вы здесь, но не считают это важным, ибо размышляют о куда более серьезных предметах – о мести, страхе, голоде, крови. Кто может с уверенностью сказать, что этот взгляд означает?

Вечером того же дня Леонард заглянул в кегельбан, где теперь офис, и наслушался разговоров, что девчонка втюрилась в городского героя. Вот что означал этот взгляд. Любовь он означал – жестокую, несчастную и безответную. Так что на следующий день Леонард просто впустил девчонку внутрь, после чего ретировался под тент, предоставив ей самой решать задачу общения. Чего он добьется, даже если вытащит несчастного подавленного Гарри из норы и заставит с ней знакомиться? Или ее знакомиться с ним? Ничего… кроме сердечных переживаний. Он твердо решил держать равнодушную дистанцию и наблюдать, как бесстрастный ученый или клиницист, за своими испытуемыми.