Стройная автоколонна блестит черным под низким палящим индонезийским солнцем.

Пулеметные очереди прошивают воздух, и звуки выстрелов разносятся на километры вокруг.

Десять автофургонов и десятки автоматных дул расстреливают Церковь Святого Ласкано, превращая ее в решето: пули дробятся о каменную кладку и витражные стекла. Позолота осыпается, крест над входом слетает. Стационарные пулеметы, привезенные в машинах, бронебойно-зажигательными патронами крошат камень, как пластилин. Через узкие окна пробиваются вверх языки пламени. Дым вихрями черного и серого вздымается вверх.

Кирихара откидывается на сиденье за секунду до того, как подрываются гранаты.

Впивается пальцами в обшивку.

— Поехали, — говорит непроницаемый голос Бирч. — Быстрее. Здесь нам больше делать нечего.

Глава 11

Глава 11

Окно поменяли на новое. Скорее всего, Лопес пробирался через то, что посередине, хотя сейчас и не поймешь.

Проходит три дня.

За три дня следы проникновения убирают: ни осколков на коврах, ни опаленной взрывом тротила мебели, ни еще чего-то другого, на что можно было бы посмотреть и сказать, что недавно здесь царила разруха.

Узкий силуэт черным вырезанным пятном зияет на фоне пронзительно-голубого неба за панорамными окнами. Солнечный полдень высвечивает идеально подогнанный темно-серый костюм в тонкую полоску, сложенные за спиной руки, немного по-старчески сгорбленную спину. На фоне окна он кажется фигурой… Рид почти готов сказать, что внушительной, но это неправда. До «внушительной» ему не хватает сантиметров двадцати в росте и пятнадцати в плечах.

Маленький, сухой старичок на самом верху Хамайма-Тауэр — своего орлиного гнезда.

Басир долго молчит, рассматривая кишащий жизнью город внизу. Рид не видит его лица. Ну и хорошо, изможденно думает он, ведь недаром в Джакарте есть поговорка, что увидеть лицо Ольбериха Басира — к смерти.

Хотя в этом кабинете для Рида абсолютно все приметы будут к смерти.

— Пусть сядет, — не оборачиваясь, говорит Басир. У него оказывается скрипучий, неприятный, сухой голос. Девантора пихает Рида к одному из стульев за стеклянным конференц-столом. Стол тоже новый, а Девантора попадает Риду по сломанным ребрам исключительно специально. Рид не шипит от боли только из принципа, но на стул все равно унизительно падает, не удержавшись на ногах и прижимая руки к потревоженному боку. — Налейте ему воды.

Девантора закатывает глаза, но делает небрежный пас рукой. Из-за колонны удивительно незаметно для своих габаритов выскальзывает огромный белый громила. С несуразным изяществом он откупоривает графин, почти беззвучно наполняет из него стакан с водой — Рид сглатывает пересохшим горлом — и с несуразным почтением, будто перед гостем, аккуратно ставит перед ним стакан, прежде чем снова исчезнуть.