Это была последняя мысль, которую зафиксировал его мозг при свете дня, потом наступил очередной провал, бессрочный и черный, как вечность в пустоте. Очнулся он от звука ключа во входной двери, и никак не мог понять, был ли этот звук реальным или в его умирающей голове. Солнце клонилось к закату, освещая его комнату грустными осенними лучами, лето прошло, как и его жизнь. Сколько же я был в отключке, задался вопросом Антон, он мог бы дотянуться до телефона на тумбочке, но это было так трудно… и так бессмысленно – он все равно не помнил, какой день был вчера. Сейчас осень, подумал он, это единственное, что важно, у умирающих свое время, цифры и числа важны тем, кому есть что считать.

Дверь его комнаты оставалась закрытой, но из прихожей до него отчетливо донеслись голоса его подруг, значит, ему не померещилось. Это уже было хорошо.

– Наверное, он еще спит, – озабоченный голос Риты, – он проспал уже двое суток, это ведь ненормально…

Она помолчала, слышен был лишь шорох пакетов и звон ключей.

– Хотя то, что происходит итак ненормально. А для него, наверное, так лучше.

– Я смогу достать наркоту, если он согласится, – немного резкий тон Аннеты больше не вводил его в заблуждение, теперь он хорошо знал: ей больно, она переживает и, конечно же, пытается спрятать свою слабость. Этому ее научила жизнь. – Или сама заберу у него эту гребаную монету… А мне уж есть, кому ее отдать, целый список гребаных кандидатов.

– Ты этого не сделаешь, – твердо заявила Рита, – слышать об этом больше не хочу. Хотя бы потому, что он никогда этого не позволит. И хватит об этом, нам надо приготовить что-то, что он сможет съесть, когда проснется.

Нежность и грусть стиснули сердце Антона. Как же я люблю вас, подумал он, и как же мне жаль, что мы не пройдем жизненный путь вместе, что я не состарюсь с вами, не буду смеяться с вами и отмечать праздники, не смогу прийти на помощь, когда у вас будут трудные времена. А я отдал бы все и был бы рядом в самый трудные час, но я никогда не смогу сделать для вас хоть часть того, что вы делаете для меня.

Одинокая слезинка скатилась на подушку, он не жалел себя, это была настоящая грусть или скорбь о жизни, которую он уже не сможет прожить. Все эти годы казались ему сном, и лишь последние самые жуткие месяцы его жизни он вдруг понял, какой на самом деле она должна быть. Ну, хоть напоследок подсластили пилюлю, подумал Антон, теперь я хоть знаю, что бывает дружба, настоящая и честная, что смысл жизни – в ней самой, и нет большей прелести и большего счастья, чем иметь возможность просто ее прожить с теми, кого любишь, и кто любит тебя. И если буддисты правы, я вернусь сюда и снова встречу своих друзей, главное узнать их, главное – найти. И уж в следующий раз я буду умнее, я все сделаю правильно и не буду превращать свою жизнь в тюрьму.