– Нет, мы должны все выяснить до захода солнца, – решительно сказала она, хотя сама не представляла, как сможет протянуть руку и дотронуться до него, не говоря ж о том, чтобы разбудить. Но Рита ждала от нее действий, и так уж сложилось, что «ледоколом» в их паре была она.

– Мне так страшно почему-то, – прошептала Рита, еще плотнее прижимаясь к ней, – а вдруг он.. ну, не знаю…

– Я тоже об этом думаю, – кивнула Аннета, не сводя глаз со спящего человека, – но выбора у нас нет. Не оставим же мы его. Это ведь… наш Антон! И он жив!

– Если это все еще он, – срывающимся голосом прошептала Рита. – Но ты права, надо действовать. Пожалуйста, я не могу…

И она обхватила Аннету руками, прячась за ней, как ребенок, испугавшийся незнакомца. Видимо, это предстоит делать мне, подумала Аннета, а за этот день я, кажется, потратила весь запас смелости, отпущенный мне на жизнь. Но выбора не было, а она в жизни только и делала, что шла наперекор страху и обстоятельствам. Пусть это было самым необычным и трудным испытанием, она сумела собрать волю в кулак, глубоко вдохнула, выдохнула и медленно начала приближать руку к незнакомцу. Все равно, нет ничего хуже неопределенности, подумала Аннета, нет ничего хуже, чем застрять между. Так что…

Ее рука двинулась вперед, замерла над плечом спящего человека… а потом веки его дрогнули, он шевельнулся и открыл глаза.

***

Кто-то звал его по имени, нежно и ласково. И ему было хорошо, так хорошо и спокойно, как не было, наверное, никогда в жизни. Он был где-то, воспоминание улетело, как ветер сквозь пальцы, его невозможно было удержать. Не осталось даже образов, только чувства. Чувство чего-то светлого и невообразимо прекрасного. И легкость, и покой, и блаженство. Он возвращался, плыл на зов этого нежного голоса. Откуда? Это уже ушло, безвозвратно, и Антон испытывал легкую грусть, но вместе с тем и чувство правильности. В конце концов, с ним осталась эта волшебная аура безмятежности, и, нежась в ней, невозможно было испытывать никакие негативные эмоции.

Голос звал, манил за собой, выводя его из нежной-золотистой пелены куда-то, и Антон послушно плыл за ним туда, где все обретало четкость. Постепенно эта аура трансформировалась в мягкий золотистый свет, проникающий в его глаза, он выходил из нее, как бабочка из кокона, и когда последние ее остатки рассеялись, размытая мягкость окутывающая его тело, превратилась в имеющую четкие ощущения мягкость травы. Он вернулся в тело или сознание, и теперь, еще до того, как окончательно проснуться, его душа или сущность или просто его Я снова осваивалось в вверенном ему теле, как пилот, вернувшийся на борт корабля, проверяет связь и работу всех систем и механизмов. У меня есть тело, подумал он, у меня есть глаза, и я вижу свет, я чувствую руки, я чувствую ноги – они болят почему-то. И я лежу, на чем-то мягком и прохладном. И мне удобно. Я чувствую прохладу вокруг меня и тепло на моей коже. Я чувствую запахи. Я слышу… слышу голоса людей?