7
В отличие от профессора — героя моего роман «Пичес, о любви», я совершенно не страдаю боязнью авиаперелетов. Если мне удалось правдоподобно описать симптомы паники, охватившей профессора, когда придуманный мной сюжет заставил его сесть на межконтинентальный рейс, то это благодаря тщательному исследованию вопроса и умению вжиться в образ, а не своему опыту. Что меня раздражает в полетах, так это толчея, проистекающая из того факта, что другие люди считают себя вправе отправиться в полет в то же самое время, что и я. Но в силу рода моей деятельности я летаю так часто, что уже отточил алгоритм моих действий в аэропортах до профессионального уровня.
Статус часто летающего пассажира с золотой картой «Фреччиа Алата» авиакомпании «Алиталия» обеспечивают мне Fast Track при прохождении контроля безопасности, комнату отдыха и право приоритетной посадки. В большинстве случаев контакты с путешествующими ближними я умею свести к минимуму. А если вследствие неуместной приверженности демократическим идеалам я оказываюсь приговорен к полету в обществе радостных отпускников-папаш, уже заранее переодевшихся в шорты и шлепки, хнычущей малышни, которую не угомонить никакими айпадами, и группок габберов, гогочущих в предвкушении пивного тура в чисто мужской компании, то предпочитаю, чтобы они сидели в ряду у меня за спиной, а не передо мной.
В самолете я стараюсь отгородиться от окружающих, вжавшись в свое тесное кресло и погрузившись в эгоистичные мысли, примерно так же, как в детстве, когда из-за безнадежно плохой погоды приходилось ехать в школу на автобусе, я настолько напряженно думал о Гете, Гомере и вопросах метафизики, что сидевшие рядом со мной отвратительно нормальные пассажиры с их запахом мокрой псины просто исчезали. Эти люди не имели права на существование, и я старался избавиться от них с помощью мыслей, к которым они не могли быть причастны.
Но в самолете не было свободных мест, и мне пришлось сесть вплотную к англичанину, исключительно приветливому, но одетому черт знает как. Меня это раздражало. Такое соседство придавало моей исключительности иронический характер. Иллюзия моего особого статуса, необходимая для комфортабельного полета, стала смехотворной, оттого что я сидел плечом к плечу с ощипанным бройлером в носках из секонд-хенда. Я попытался сосредоточиться на чтении повести Джозефа Конрада «Сердце тьмы», которую перед отъездом скачал на айфон, но пока мистер Марлоу рассказывал о своем уважении к главному бухгалтеру компании по добыче слоновой кости, который, по его мнению, обладал настолько сильным характером, что даже после трех лет жизни среди безнадежной нищеты африканских джунглей всегда был одет с иголочки, ходил в безупречной накрахмаленной рубашке с белоснежными манжетами, легком пиджаке и галстуке, в начищенных ботинках и брюках с идеальными стрелками, я услышал, как мой сосед-англичанин захрапел в своем видавшем виды свитере неопределенного цвета. Он, видите ли, уснул. Ему-то что?! Я вздохнул. Голова англичанина опустилась мне на плечо. Командир экипажа объявил по радио, сколько нам еще лететь.