Айке Шмидт, директор Уффици, рассказал, что все его внимание по-прежнему занимает вопрос, который стоял перед ним еще при вступлении в должность три года назад, а именно: до неловкости банальная, практическая, но, по сути, неразрешимая проблема очередей. На его попечении находится коллекция самого прекрасного, что сотворило человечество за тысячу лет, но он вынужден посвящать все свое время сокращению очередей у входа в музей. Ситуация была катастрофической, уже когда он приступил к работе. Туристы простаивали в очередях не меньше трех часов и валились с ног от усталости еще до того, как попадали внутрь. И он вынужден честно признать: с тех пор ничего не изменилось. Руки директора связаны. Музей находится в старинном дворце в историческом центре Флоренции, и нельзя просто взять и перестроить его так, чтобы вместить нескончаемый поток туристов. Расширить часы работы директор не в силах: едва Шмидт заикнулся об этом, как профсоюз музейных работников объявил ему войну. Недавно он пригласил на консультацию американских специалистов в области сдерживания толпы и манипулирования ее поведением. Теперь вся надежда на них. Далее Шмидт увлеченно говорил о научной миссии своего музея и музеев в целом, но сам же признал, что в нынешние времена, в первую очередь требующие от музейного руководства умения контролировать массы, с подобными речами он выглядит как ходячий анахронизм.

Антонио Паолуччи оказался изысканным интеллектуалом в возрасте и выглядел так, будто в любой момент может наизусть процитировать Данте, что он и сделал: Tosto fur sovr’a noi, perché correndo / si movea tutta quella turba magna[40], — из восемнадцатого канто «Чистилища», где описывается, как толпы лентяев и празднолюбцев обречены в наказание за свои грехи вечно бегать друг за другом. Этой цитатой Паолуччи открыл свой доклад. Затем он отметил, что если в случае Уффици его уважаемого коллеги Шмидта tutta quella turba magna насчитывает четыре миллиона посетителей в год — безусловно, внушительное количество, — то он, директор Ватиканских музеев, вынужден иметь дело с цифрой в полтора раза больше.

Вдобавок его музей — единственный в своем роде, ведь задумывался он не как музей, а как сокровищница Священного престола. Его коллекция — застывшее пламя тысячи лет христианского служения, эпицентр культурного самосознания Европы, сердце и художественная совесть Святой Матери-Церкви. Он нарочно не чурается высоких слов, чтобы подчеркнуть: это собрание никогда не предназначалось для публики, тем более — для миллионной публики. Не только экспонаты, но и сама структура музея является частью камерного интерьера папского дворца. И — да простится ему небольшое преувеличение, но дело и вправду обстоит примерно так — сквозь личные покои Святого отца приходится прогонять миллионные стада посетителей. Стоит ли удивляться, что это чревато гигантскими проблемами, ведь хрупкие, скрипучие залы не были рассчитаны на то, что в них будут топтаться шесть миллионов пар ног в год.