Клио порасспрашивала коллег, и оказалось, что она не единственная. Некоторые другие искусствоведы тоже получили подобное приглашение. Как раз сейчас будущий музей вербовал научных сотрудников, отдавая предпочтение молодым европейским ученым, специализирующимся на старом искусстве. Узнав об этом, Клио решила рискнуть и ответила на письмо, попросив объяснить, почему обратились именно к ней, хотя понимала, что в ответ вполне может прийти здоровенный смайлик с высунутым языком: попалась!

Но она получила вежливое, подробное, серьезное письмо, в котором объяснялось, что музею требуется эксперт в области итальянской живописи шестнадцатого — семнадцатого веков, особенно специализирующийся на Караваджо, и что ее публикации об этом художнике произвели впечатление. Клио подозревала, что имеются в виду ее статьи в журналах, которые она по большей части собиралась опровергнуть в своей монографии, если когда-нибудь найдет время на то, чтобы ее закончить, но об этом в музее, конечно, знать не могли. Вдобавок Клио сочли ценным кандидатом благодаря ее многолетнему опыту работы в одном из главных аукционных домов Италии. Клио рассмеялась: об этом стоит рассказать Камби, ее бывшему начальнику. Кто бы мог подумать, что тонкости мошеннической торговли паутиной и затхлым скарбом могли рассчитывать на особый интерес в государствах Персидского залива. Но решающим фактором, закрепившим ее превосходство над другими кандидатами с похожим резюме, оказалось то, что Клио недавно организовала важный конгресс о будущем музейного мира.

Клио была поражена: «Откуда они все это знают?» Небольшое расследование показало, что ответ на этот вопрос выглядит намного проще, чем безумные сценарии шпионажа и контршпионажа, которые мы немедленно нафантазировали себе в мельчайших подробностях. За кадровыми рекомендациями арабы обратились к французским партнерам. И главным советником оказался хранитель французского культурного наследия Жан Клер. Круг замкнулся. Так, может быть, это все-таки был не розыгрыш?

Сей осторожный вывод поставил нас перед серьезной проблемой. Ведь если предложение нешуточное, над ним нужно задуматься не на шутку. Аргументов «за» было множество. Клио всегда мечтала работать в крупном музее. То, что коллекция еще не сформирована, делало предложение еще более заманчивым. Проводить наступательную и экспансивную политику закупок, имея в распоряжении достаточные средства, вместо того чтобы милостью божией выхлопотать должность в учреждении, расцвет которого далеко позади и которое теперь, в условиях постоянно уменьшающихся субсидий, ведет арьергардные бои за поддержание в приличном состоянии того, что было собрано в лучшие времена, — это по европейским меркам небывалая роскошь. Клио могла стоять у колыбели коллекции, а не у ее смертного одра. Это все равно что служить во Флоренции в эпоху Медичи, вместо того чтобы работать где угодно в Европе сегодня или завтра. О вознаграждении в письме не упоминалось, но, скорее всего, оно превосходило все ожидания. Вдобавок Клио не пришлось бы от многого отказываться. Ее работа в Галерее была приемлемой лишь при отсутствии лучших вариантов. Продление контракта на следующий академический год еще не подтвердили. Через полгода она вполне могла остаться без места.