Роман был плох, очень плох. Верочка над этим работала много лет. Что за ерунда? Где её лёгкий слог, сверкавший в радиопередачах, где остроумие и умение не лезть за словом в карман, кто писал такой тяжеловесный и вязкий текст? Вера? Не может быть

Да, она сама часто говорила, что не готово, что недовольна, надо ещё работать. Но вот же, доработала, на последней странице красуется слово «КОНЕЦ», на машинописных страничках ни единой правки. Значит, она считала этот вариант окончательным. Вера, милая, это же невозможно читать! Что происходило с твоим острым умом, отличным языком, когда ты писала? Ты же вымучивала из себя каждое слово, притягивала за уши ненужные образы, высасывала из пальца метафоры, придумывала натужные диалоги и ситуации! Вера, твоя фантазия была мертва! Мертва… Кому я это мысленно кричу? А разве решилась бы я сказать всё подруге, будь она жива?

Кровь бросилась мне в щёки от кошмарной мысли: как хорошо, что не придётся разговаривать с ней об этом. Я чуть ни закричала – как посмела позволить себе подобную мысль?

Каким образом сказать близкому человеку, что он – бездарен, а его труд нескольких лет годится только для растопки буржуйки в случае катаклизма?

Надо почитать дальше, вдруг что-то изменится? Вдруг «распишется»…

Полночи я провела над романом, заставляя себя осилить ещё одну страничку… ну, ещё одну… ну, а вдруг…

Надежды оказались напрасными. Нечитабельно. Я так распереживалась, что из памяти стёрлась часть разговора с Аллой Андреевной про их отъезд. У меня, как гвоздь в голове, засела мысль, что сказать Вериной маме, как быть с пухлой папкой – почти триста распечатанных на принтере страниц! Почти триста страниц никуда не годного текста.

Алле Андреевне я позвонила через пару дней – узнать, как они там, нужно ли что. Она пригласила заехать, что я в тот же день и сделала.

Верина мама, очень бледная, исхудавшая, но всё же держащаяся молодцом, встретила меня, как родного человека. Мы с ней стояли обнявшись, наверное, целую минуту.

– Всё ничего, Белочка, спасибо. Рядом со мной кто-то постоянно, сёстры же тут. Не дают окончательно расклеиться. Сейчас вот они пошли по магазинам. Идём на кухню, я там готовлю. Скажи, ты прочла Верочкин роман? – спросила она, идя впереди меня по коридору, а потому не видя моей реакции.

Я вздрогнула. Вот он – момент ужаса.

– А… д-а-а-а… – я старательно прятала глаза. – Если хотите, отнесу в какое-нибудь издательство.

– Нет, ты скажи своё мнение – как у неё получилось?

Да разрази меня гром! Как быть? В каком учебнике написано, что делать в подобных случаях?