Весь свой отпуск мама просидела дома, перечитывая книги, в основном классику, и получала от этого огромное удовольствие. Когда я приходила с работы, то заставала её довольную и умиротворённую.

– Перечитываю Тургенева, Гончарова, Гоголя. Кое-что аж со школы в руки не брала. А зря. Давно надо было перечитать не по необходимости, как тогда, а просто так. Совсем другое дело! Например, ты не поверишь! «Отцы и дети».

– Ты серьёзно, что ли? – удивлялась я, ещё помнившая тошнотворный разбор Тургенева на уроках литературы.

– Да! Когда-нибудь ты перечитаешь и увидишь, как это здорово! Советские учителя литературы были вредителями! Из-за них только под старость проникаешься…

– Хм.

– Поверь. Белка, не повторяй моей ошибки: читай, перечитывай школьную программу, найди на это время.

Не нашла и не очень искала. Но всё же повторила мамин путь – наслаждаюсь теперь, почти в том же возрасте, какой была мама тогда. Не считаю это ошибкой: всему своё время.

В конце августа, в тот самый день, мы вдвоём помянули папу. Девять лет.

– Уже девять лет без него, – сказала мама. – Думала, не выдержу и года.

Мамин отпуск закончился, наступил сентябрь. И маму как-то сразу закрутила работа – жёстко, безжалостно. В начале учебного года дети массово взялись простужаться, болеть, плюс навалились дела в руководстве страховой компании – нагрузка оказалась чересчур. Мама каждый день возвращалась с работы всё более вымотанная, будто и не было у неё никакого отпуска.

– Эпидемия, что ли? – тревожилась я, глядя на начавшую сдавать маму. Вокруг глаз резко обозначилась густая сеточка морщин, появились тёмные круги, уголки губ непривычно опустились – мамино выражение лица никогда не было горестным, скорее, наоборот – всегда готовым к улыбке. – Почему вдруг так много работы?

Мама пожала плечами.

– Да нет… как обычно. Во мне дело, я что-то не тяну.

– Сердце?

– Устаю очень. Может, и сердце. Но я принимаю все лекарства, ты не беспокойся.

Помню тот вечер. Мы сидели в большой комнате, что-то смотрели по телевизору. К дивану подошёл Фимка и очень грузно на него запрыгнул. В последнее время он стал менее шустрым, чем прежде, перестал играть, а спал по двадцать три часа в сутки.

Мама положила его себе на колени и начала чесать за ушком. Фимка зажмурился и заурчал.

– Старенький совсем. Шестнадцать лет…

– Но он здоров, с ним всё в порядке, – меня пугала эта тема, не хотелось вообще о таком говорить.

– Здоровый. Старичок, – мама потёрлась носом о Фимкин затылок. – Не представляю, что будет, когда он…