– Гайз! – вопит Вовка и бросается к нам, забыв на прощание чмокнуть свою мощную мамашу, похожую на знаменитую толкательницу ядра Тамару Пресс.

Мы с Лемешевым удивленно переглядываемся, что еще за «гайз»? Ах, ну да, Козел же ходит в английскую спецшколу. Мы-то с Пашкой учимся в обычных, средних, без уклонов…

– Ко мне! – командует басом «Тамара Пресс».

Наш друг на полном ходу разворачивается и покорно возвращается к родительнице, та несколько мгновений сурово смотрит ему в глаза, а потом целует на удивление нежно.

23. Востряково

23. Востряково

Но вот звучит усиленная мегафоном команда окончательно прощаться с родными и вставать в колонну. Однако вместо построения начинается полная неразбериха. Примерно так я себе и представляю эвакуацию, о которой мне рассказывает иногда Лида. И всякий раз в ее глазах вспыхивает ужас. Ведь она отстала от эшелона, но мир не без добрых людей…

Пионеры мечутся, родители суетятся, вожатые нервничают, поднимают над головами таблички с номерами отрядов и устраивают первую перекличку, отмечая присутствующих галочками в списках и проверяя путевки. Иногда вместо ребенка отвечает басом папаша, выглядит это смешно. Некоторые дети исчезают в непонятном направлении.

– Вдовин Алик?! Путевка в наличии. А сам-то он где?

– Его мама на вокзал в уборную повела…

– Нашли время! – волнуется новенькая, еще неопытная и всего боящаяся вожатая. – Сидоров Костя… Куда девался Сидоров?

– Не психуй! – успокаивает бывалая воспитательница. – Самопривоз. Завтра. Родители предупредили. Вот же, сбоку написано.

О это предотъездное прощание! Некоторые октябрята ревут в голос, словно их отправляют на съедение к Бабе-яге. Родители сперва прячут слезы, потом и у них на лицах появляется отчаянье, переходящее в решимость немедленно, несмотря на потраченные деньги, увезти рыдающее чадо домой и больше никогда не отдавать ребенка в ужасный лагерь. Я смотрю на все это с улыбкой. Мне, с младенчества привыкшему к яслям и детскому саду, выезжавшим за город на три летних месяца, 24 дня пионерской смены кажутся семечками, хотя и я, будучи мал, порой смахивал с глаз скупую слезу расставания. У кого-то тем временем рыдания переходят в истерику, предки ищут по карманам валидол, а он, между прочим, по вкусу точь-в-точь как мятные таблетки «Холодок».

И тогда мегафон в руки берет Анаконда.

– Товарищи родители, – говорит она строгим, как у диктора Нонны Бодровой, голосом. – Не усугубляйте ситуацию! Не идите на поводу у детей, они через два часа будут за стрекозами бегать! Не накаляйте без причины психическую обстановку, не мешайте построению, отойдите в сторону, проявите сознательность!