Но вот электричка, дернувшись, отползает от перрона…
В «Дружбу» меня отправили после первого класса: я умел читать «про себя» и знал отчасти таблицу умножения! В табеле одни пятерки, только по чистописанию и поведению – четверки. Солидный человек! Но и я тоже заплакал, увидев, как вместе с павелецкой платформой уплывает, казалось, навсегда моя единственная Лида, жутко расстроенная из-за того, что забыла мне отдать пакет с мятными пряниками, наскоро купленными с вокзального лотка. На ней было, как сейчас помню, летнее синее платье в белый горошек, с рюшками. Что это такое, до сих пор толком не знаю, но тетя Валя, обнаружив у сестры обновку, воскликнула:
– Лидка, рюшки просто обалденные!
– Правда? – расцвела моя не уверенная в себе маман. – А я спороть хотела…
– Ну и дура!
Лида с готовым к рыданию лицом так и стояла на перроне, прижав к груди серый пакет. Вскоре она вместе с вокзалом пропала из виду. Носового платка у меня тогда еще не было, и я утирал прощальные слезы рукавом. Между тем поезд, качаясь и подрагивая, полз мимо приземистых складов и бесконечных депо. Стуча колесами, он медленно выбирался из хитросплетения привокзальных рельсов, постепенно прибавляя ход. Мы покидали тесно застроенную Москву, которая, точно по команде, обрывалась за широкой Окружной дорогой: две полосы в одну сторону, две в другую. Поезд, гулко поднырнув под мост, вырывался на приволье полей, лугов, перелесков, деревень, извилистых речек и прудов, обросших ивами…
Почти весь вагон, занятый шестым, самым младшим отрядом, рыдал в голос. Воспитательницы метались, не зная, кого успокаивать: в одном конце затихнут, в другом расплачутся. Незнакомая бабушка, с ужасом глядя на нас, прижимала к себе испуганную внучку, тоже готовую зареветь, и повторяла, как заклинание:
– Не бойся, Лялечка, я тебя никогда в лагерь не отдам! Никогда!
– Прекратить слезы! – прикрикнула отчаявшаяся воспитательница. – Поем! – и подала пример:
По малинку в сад пойдем, в сад пойдем, в сад пойдем… И малинки наберем, наберем, наберем. Солнышко на дворе, а в лесу тропинка. Сладкая ты моя, ягодка малинка.Как ни странно, эта простодушная песенка, которую мы талдычили в детском саду по несколько раз в день, начиная с малышовой группы, всех как-то успокоила, от нее повеяло чем-то знакомым, уютным, привычным. Разлука с папами-мамами показалась совсем не страшной, ведь уезжали же мы на дачу на целых три месяца – и ничего! Теперь я смотрю на заплаканную малышню с теплым снисхождением. Как быстро летит время!
…До Вострякова езды около часа. Проходят контролеры, улыбаются, увидев столько ребятни, проверяют у вожатых билеты – пачку толщиной почти с отрывной календарь и, потрепав кого-нибудь мальчишку по вихрам, идут дальше, качаясь вместе с вагоном. Наконец, голос по радио сквозь треск сообщает: