– А ты не язви, – сказал наместник и наморщил лоб. Какая-то новая мысль закопошилась у него в голове, и мысль эта была о сильной власти, под чьим крылом могла бы спокойно существовать Русская Православная Церковь, от которой, в конце концов, следовало бы ожидать для государства гораздо больше хорошего и поучительного, чем все эти мелкие недоразумения, от которых, ей-богу, проку было совсем немного.
Подгоняемый этими мыслями и явив миру свои административные способности, архимандрит Нектарий поднял телефонную трубку и позвонил в милицию.
Потом он смотрел в окно, как милиционеры разгоняют толпу и увозят к себе главного зачинщика Митрича, что почему-то сильно напоминало знакомую со школьной скамьи картину Сурикова «Боярыня Морозова».
В милиции Митрича слегка вразумили, после чего он не мог закрывать и открывать глаза, так что если, например, он закрывал их, то уже не мог открыть, а если он их открывал, то уже не мог закрыть, и это продолжалось довольно долго, но рейтинг его все равно продолжал расти и достиг почти ста процентов с небольшим.
Вечером того же дня его разбудили и спросили, будет ли он еще хулиганить и портить государственное имущество, под которым подразумевалась в первую очередь фотография отца игумена на стенде возле Пушкиногорской администрации.
Прикинув все
– Не буду.
И его отпустили.
А история с краской на этом закончилась и была скоро забыта, тем более что сам герой ее вскоре махнул на свой внешний облик рукой и продолжал довольствоваться природным цветом своих волос, слегка окрашенных ранней, еще едва заметной сединой.
64. Продолжение великого путешествия
64. Продолжение великого путешествия
Остается и по сию пору неизвестным, кто первый закончил милицейский обед, произнеся сакраментальную фразу: «Мне больше не наливать!» Как бы то ни было, после братания и обмена любезностями милицейский газик не очень уверенно отправился в сторону города, а наши друзья – в сторону долгожданных Дедовцев, известных своей хлебосольностью и гостеприимством.
Но по дороге в Дедовцы на их пути встало почти необоримое препятствие, – как, впрочем, и полагалось для монаха, призванного с юности и до смерти бороться не то с самим собой, не то с Сатаной и его клевретами, которые только о том и мечтали, чтобы сбить с истинного пути христианскую душу.
Препятствие это носило имя «послеобеденный сон» и в руках Дьявола было серьезным оружием против стойкости и мужества всех тех, кто твердо стоял в вере и был готов пострадать, защищая истины Православия.