Кружащий за окном снег иногда начинал метаться, словно хотел что-то сказать ему.

Великая Пустота стучала в его двери, в его окна, скрипела плохо закрытыми ставнями.

Все вокруг свидетельствовало о своем отсутствии. Оставленные с вечера стихи были, похоже, сродни этой Пустоте.

Он открыл ставни.

Холодный воздух заклубился и бросил в комнату пригоршню снега.

Что-то проступало за привычными очертаньями окон, мебели и вещей.

Что-то, что, похоже, не имело ни имени, ни прошлого, ни будущего.

Неожиданно он словно захлебнулся этим светом, который бил со всех сторон.

Еще того больше – он сам был этой Пустотой, – заброшенной, одинокой, всемогущей, не знающей.

Потом он спросил кого-то, кто был рядом, верно ли он понял происходящее, но тот только засмеялся в ответ и ничего не сказал.

А вместо этого он вдруг понял, что двигало его пером, и тогда сразу увидел множество стихов – и уже написанных, и еще не написанных, и тех, о которых он ничего еще не знал, – они превращались в анфилады комнат, в бесконечные коридоры и галереи, которые то завивались на умопомрачительной высоте, то вдруг разбегались, взлетая до самого неба, то вновь падали с огромной высоты, чтобы затем вновь взлететь и упасть, словно на американских горках, от чего захватывало дух, и нельзя было остановиться.

И будучи Пустотой, он захватывал все, что встречал на своем пути, и ангелы небесные, видя это, трубили в свои шофары, так что расходилось море и Небеса открывали свои тайны, не умея удержать их рядом.

А потом он заснул, и ему приснился сон, будто в его комнату медленно влетел на облаке незнакомый человек с бритой головой и в оранжевой накидке. Он поднял руку и сказал:

«Вот, о монахи, Благородная Истина о страдании. Рождение есть страдание, старость есть страдание, болезнь есть страдание, соединение с нелюбимым, разлука с любимым есть страдание, всякое неудовлетворенное желание есть страдание; короче говоря, пятикратная привязанность к земному есть страдание.

Вот, о монахи, Благородная Истина об источнике страдания: это жажда бытия, ведущая от рождения к рождению, связанная со страстью и желанием, находящая удовлетворение там и тут, а именно: жажда удовольствий, жажда бытия, жажда могущества.

Вот, о монахи, Благородная Истина о прекращении страдания: это уничтожение жажды путем полного подавления желания, его удаления и изгнания, отделения самого себя от него, его недопущение.

Вот, о монахи, Благородная Истина о пути, ведущем к прекращению страдания. Это священный восьмеричный путь, а именно: праведная вера, праведное намерение, праведная речь, праведные поступки, праведный образ жизни, праведное усилие, праведная мысль, праведная самососредоточенность».