– Дурак ты, игумен, – сказала лошадь, переминаясь с ноги на ногу и тяжело вздыхая. – Кто тебе, интересно, сказал, что все уже сделано?.. Все только начинается, игумен… Только начинается. Другое дело, понравится ли это, начинающееся, тебе, но, боюсь, об этом рассказывает совсем другая история, не наша…

И от этих загадочных слов отец Нектарий закричал, и крик его вырвался из открытого окна кельи, поднялся над поселком, будя ангелов и пугая звезды, которые от страха осыпались в прозрачные воды серебряной Сороти, делая ее еще прозрачней, еще чище, еще загадочней и серебристей.

94. Анафема, или божественная сила 108 псалма

94. Анафема, или божественная сила 108 псалма

1

Что-то особенное было в этом месте у монастырских ворот, что заставляло отца Нектария всякий раз, когда он проходил в братский корпус или просто прогуливался, настороженно прислушиваться к какому-то зуду в груди, к какой-то незнакомой мелодии, которая словно хотела сказать ему что-то важное, но все никак не решалась и только шумела в ушах, так что если прислушаться, то, пожалуй, можно было услышать какой-то слабый, прозрачный голосок, который шептал ему время от времени прямо в сердце: "Догадайся, догадайся сам… сам…"

То, что отец Нектарий никогда не слышал о даймоне Сократа, можно считать фактом твердо установленным, ибо если бы он слышал о нем, то знал бы также и мнения многих святых отцов, ставящих всех этих античных даймонов ничуть не выше мелких бесов, омрачающих жизнь христианина, которому, во всяком случае, не следовало бы никогда слушать, что божьим попущением нашептывала в его уши эта юркая серая бесовщина.

А нашептывала она явно какую-то мысль – такую простую, такую внятную, что оставалось только протянуть руку и схватить ее, как зазевавшуюся птичку, да вот беда – стоило лишь отцу Нектарию изловчиться и уже было поймать непослушную пичужку – как та стремительно ускользала прочь, порождая в голове отца Нектария этот шепот, это свербение, эти перезвоны небесных колокольчиков и попутно напоминая нам размышления святого Антония Падуанского, который утверждал со знанием дела, что бес только тогда бывает в выигрыше, когда человек сам догадается о том, о чем догадываться ему не следовало бы вовсе.

И отец Нектарий догадался.

Прогуливаясь как-то возле монастырских ворот, он неожиданно остановился, и его хмурое лицо вдруг просветлело, как светлело оно обыкновенно всякий раз, когда он страстно обличал с амвона Мамону, твердо зная каким-то шестым чувством, что, сколько Мамону ни обличай, она все равно никуда не денется, в чем, конечно, тоже можно было видеть Божью милость, поскольку уберечься от мамоны было совершенно невозможно.