Сократ: Говори!.. Легко сказать!.. Скажи-ка, правда ли, как сказал Калликл, тебя преследует некая благородная особа, чье имя, без сомнения, повергнет в трепет любого смертного?

Чужестранец: Истинная правда, Сократ. Да ведь Калликл, наверное, назвал тебе ее имя?

Сократ: Назвал, любезный. Но не назовешь ли ты мне его сам? Признаюсь, мои собственные уста сковал страх.

Чужестранец: Я бегу от Истины, Сократ. Вот это имя, которое, как я полагаю, тебе хорошо знакомо.

Сократ: Надеюсь, это так, чужестранец… Но послушай-ка, Калликл, какому странному стечению обстоятельств обязаны мы знакомству с нашим гостем!

Калликлшепотом): Я же говорил тебе, Сократ, что он не совсем в себе.

Сократ: Погоди-ка, Калликл… Чем же, скажи, не угодил ты Истине, чужеземец, что она преследует тебя, словно сборщик налогов? Был ли ты с ней непочтителен или существуют какие-нибудь другие причины? Прости, но хотя душа моя и замирает всякий раз, когда я слышу это имя, однако же, не стану скрывать, что я просто сгораю от любопытства не хуже последней базарной торговки, которая посчитает день прожитым зря, если не узнает две-три сплетни.

Чужестранец: Дело в том, Сократ, что она влюбилась в меня… Да не делай ты, ради Аполлона, такое лицо, Сократ. Клянусь своим спасением – это правда. Лишив меня покоя, она преследует меня всеми правдами и неправдами, полагая, что я должен безропотно уступить ее постыдным домогательствам, словно последний раб.

Сократ: Я не ослышался, чужестранец? Не хочешь ли ты сказать, что Истина, благородство которой не уступает ее беспристрастности, вдруг отличила тебя среди многих и многих, сделав предметом своего внимания?

Чужестранец: Ты выразился чересчур мягко, Сократ. Вернее было бы сказать – своего вожделения.