Дмитрий держал в руках привычный руль. В машине было тепло, но ему вдруг стало жарко. Рассказывать обо всем он, конечно, не собирался, но и утаивать особо нечего. И он, вздохнув поглубже, сознался:

— Потому что жили без любви! Она мне небезразлична, и душа за нее болит ужасно, но… Даже не знаю, как объяснить.

— Не нужно объяснять, — тихо проговорила Ромала.

Ей ли не знать об этом? Вот только она не пускалась в авантюры по проверке чувств. Нет любви — и не будет! Она вдруг посмотрела на своего попутчика. А ведь он непрост! Совсем непрост. И в душе сидит дракон, может, похлеще, чем у нее. Сидит и ждет слабости. И сердце кровоточит, когда вокруг ни души. А ночью, если не спится, наверно, и вовсе жизнь кажется беспросветной. Безрадостной и неинтересной. И нет рядом того, ради которого мир стал бы ярким и красочным.

Дима будто всё это прочитал на ее лице.

— А ты? — спросил он.

— Что я? — отозвалась девушка.

— Тебе было не всё равно. Я бы даже сказал, что ты вздохнула с облегчением, узнав, что ребенок не мой, — подначил парень.

Ромала посмотрела на него и отвернулась, чувствуя, как краска заливает щеки.

— Покраснела, покраснела! — подтрунивал Дима.

— На дорогу смотри! — проворчала девушка.

— Слушай, Ромал, я тебе нравлюсь, да? — вдруг поинтересовался он.

Спросить-то спросил, а у самого даже мороз по спине пробежал. Сейчас как скажет, мол, да кто ты такой и что тебе надо, вот и весь сказ тогда. И останется лишь размышлять: а не лучше ли было помалкивать в тряпочку?

Ромала молчала, глядя в окно. Копалась в себе, копалась. И докопалась лишь до того, что парень ей по душе. Даже не сразу и объяснишь, почему.

— Ро-ма-ла! — нараспев позвал Дима.

Почему-то он был уверен, что нравится ей. И не нужны ей ни деньги его, ни вечеринки, на которые парня так часто приглашали, ни квартира, ни машина. Может, что и нужно, так это он сам. И тут такая гордость хлынула в душу! Он уже собирался притормозить, чтобы сейчас же ее расцеловать, но как, порой, на поверхности болота всплывает отвратительный вонючий пузырь, так и в душе откуда-то из темных, потаенных глубин, всплыло воспоминание о той. Машина вильнула лишь слегка, даже Ромала промолчала. И стало не по себе. Хотя и не так уже противно, как бывало раньше. Рано, рано он решил попробовать самостоятельный полет. Сломанные крылья срослись, да вот только настоящий полет вряд ли выдержат.

— Ты мне нравишься, Дима, — произнесла девушка, и до парня не сразу дошел смысл сказанных слов. Она глянула на него своими черными жемчужинами. — А знаешь, чем?

Он лишь облизал вдруг пересохшие губы.