— Перестань трястись. Он твой отец, и не убьет тебя. Он же не видел тебя столько времени, обрадуется, что жива—здорова. Я буду здесь в коридоре, если что, звякну. Посмотри, телефон работает?

— Что ты, в самом деле? Мы что, в кино про шпионов играем? Всё в порядке у меня с телефоном. Ну, ладно, пошла я, — проговорила она и открыла дверь.

Инна, постучав, зашла в палату. Отец полулежал на кровати, на коленях у него покоилась распечатанная рукопись, которую он, видимо, правил, держа ручку. На звук шагов он посмотрел поверх очков и отложил лист, что держал на весу.

— Я не перетружусь, право слово! Не ругайте меня. Просто, не в моих правилах задерживать рукопись, — проговорил он игриво, и Инна поняла, что он ее не узнал.

Она кашлянула в кулачок и подошла ближе, протянула цветы. Отец всё так же смотрел на нее поверх очков. Тут он вдруг понимающе кивнул, взял букет, положил его на тумбочку и улыбнулся.

— О, я понял! Вам нужен автограф! Ну, давайте сюда книгу, распишусь. Почему бы не подарить автограф такой милой юной леди! — флиртуя, промурлыкал писатель, приготовив ручку.

— Ты меня не узнаешь? — тихо спросила Инна.

Мужчина перестал улыбаться и посмотрел уже внимательней, сняв очки для чтения.

— Простите, осмелюсь спросить, мы знакомы? — проговорил он, прикусив душку очков.

Инна даже отвернулась. Отец играл перед ней роль знаменитого писателя и не более того. Все эти ужимки и прыжки ее выводили из себя.

— Конечно, ты меня знаешь. Ведь я твоя единственная дочь, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, а сама понимала: еще секунда, и она заревет. Как же давно она не видела отца! Как же она по нему соскучилась!

У него округлились глаза, даже очки уронил, и долго пытался поднять их с одеяла, но те не давались в руки. Инна испугалась. Подскочила к кровати, подняла очки, а потом кинулась отцу на шею.

— Пап! Папа! — плакала она, вдыхая родной запах. — Я так скучала по тебе!

Отец хлопнул ее пару раз по плечу, а потом отодрал от себя, рассматривая. Он, изучая, разглядывал свою дочь, а глаза были не столько удивленными, сколько взволнованными.

— Ингеборга? — наконец выдавил он.

Девушка закивала, сидя на краю кровати и держа его за руки. А он вдруг вновь лег на свою подушку, и даже руки убрал, сцепив их в замок у себя на животе.

— И что это за маскарад? — вдруг спросил он холодно. — Что ты с собой сделала?

— Ничего. Правда, ничего, — ответила девушка тихо, сжимаясь под этим ледяным взглядом.

— Из-за твоего «ничего» я не узнал собственного ребенка. Пластику что ли сделала? Чтоб искали долго и упорно. И не нашли, конечно.