— Я, правда, ничего не делала. Единственно, только волосы покрасила и всё.

— И всё? Нет, вы ее только послушайте! «И всё!» Волосы покрасила, жир сбегала, отсосала, по-моему, еще что-то с лицом… натворила. А зачем сюда-то пришла, а, дочурка? Папу навестить решила? Денежки кончились, поди? Опозорила меня перед столькими людьми, а теперь решила покаяться прийти? Ты знаешь, сколько уважаемых людей пришло на твою, так называемую, свадьбу? Посмотреть на дочь писателя Разумовского! А где дочка-то? А сбежала! Правда, я об этом только вечером узнал, когда в электронку заглянул. Искали ее полдня. Отец валерьянки выпил ведро — мать три ведра. А теперь явилась в родные пенаты, поцеловать родную Мекку? Зачем пришла?

— Я… из новостей про тебя узнала, — прошептала девушка.

— А, ну да! Это очень хорошая отговорка. Узнала, решила навестить, как ты, папа? А всё прекрасно, дочка! Правда, некоторые люди теперь со мной даже здороваться не хотят, а так всё хорошо, прекрасная маркиза.

— Я волновалась, — проговорила Инна, чувствуя, что вот—вот заплачет.

Каждое слово, брошенное отцом, было дротиком, бьющим в самое сердце. Она даже поднялась и стояла около кровати, понурив голову.

— А не надо волноваться за меня, дочка! Твоей матери вполне хватает для этой миссии! Не отбирай у нее хлеб насущный.

— Я виновата перед тобой…

— Ну кто бы сомневался! Конечно, виновата! Я тебя под венец за волосы не тащил! Сама всё решила, даже не спросив. Сама заварила эту кашу, теперь сама и расхлебывай! Я тебе в этом деле не помощник.

— Я ошиблась, прости меня, — произнесла девушка, плача.

— Все ошибаются, но только эта твоя глупость стоила моего уважения! Моего имени! Мне теперь людям стыдно в глаза смотреть! Каждый захудалый критик шипит мне в спину, что у меня такая дочь. Ты что, не понимаешь, что опозорила меня перед всеми? Ладно, если бы в этом была моя вина! Если бы ты шла замуж против воли, я бы проглотил это всё и не подавился, потому что тогда виноват был бы сам. Но ты! Ты! Пошла наперекор отцу, согласившись выйти замуж за этого… повара! За этого неандертальца! За этого работника ножа и топора! Суши он делает! Важность какая! Просто событие века! И ведь упиралась как! Даже слово поперек тебе не скажи. Как ты там говорила: это моя жизнь? Так вот, доченька, это — твоя жизнь. Как хочешь теперь, так и живи!

Инна стояла у кровати и глотала слезы. Больше всего хотелось развернуться и убежать, но она действительно чувствовала вину перед отцом, а потому стояла и молча вдыхала в себя каждое слово.

— И нечего реветь! — бросил он. — Нечего!