Светлый фон

— Ну же, иди ко мне, — вновь позвал он Инну.

Девушка протяжно всхлипнула и, прижав руки к себе, ткнулась головой ему в грудь, заревев. Ее пальцы вцепились в майку, и Романов чувствовал, как они дрожат. В душе поднималось негодование, он мог многое бы сказать в адрес ее папаши, но не говорил. Просто просунул руку ей под голову и обнял, прижал к себе и гладил по голове и спине.

— Он… он даже не спросил, как у меня дела, — всхлипывала Инна, — даже не спросил, где живу и с кем. Его ничего не интересовало, кроме того, что я его опозорила. Мама… мама первым делом спросила, где я живу, с кем, хорошо ли питаюсь, что ты за человек, а он… он даже не спросил, как у меня дела. Я всю жизнь за него заступалась, а ему теперь не нужна дочь, опозорившая его. Ему не нужна такая дочь. Не нужна!

Она рыдала у Вадима на груди, а тот скрипел зубами от злости, гладя вздрагивающие плечи.

— Завтра тебе всё это по-другому увидится, не плачь из-за него, — проговорил он, прижимая к себе девушку. — Не плачь из-за его слов.

— Просто… просто, если я не нужна отцу, то кому тогда вообще? Кому?

«Мне»,— едва не сорвалось с губ, но Вадим всё же промолчал. Лишь вздохнул.

«Мне»,

С того самого дня, как он узнал, что Инна — невеста его побратима, не мог отделаться от мысли, что не хочет отдавать девушку другу. Не хочет и не может. Ингеборга, которую любит Славка, не Инна, на которой женат Вадим. Ингеборга — придуманный образ, а Инна — женщина из плоти и крови. Очень красивая, упрямая, своенравная, сильная, ей всё по плечу и по зубам. Она бесстрашная!

И сейчас этой бесстрашной девушке он был нужен. Вадим это чувствовал и понимал. Каждый тягостный ее вздох полосовал его по сердцу, а в голове прокручивался несостоявшийся разговор зятя и тестя. Вадим бы нашел что сказать! Он вспомнил рассказ Славки о подслушанном разговоре писателя и дочери. Наверно, в глазах Разумовского и Романов представляет собой жалкое зрелище. Не граф, не барон, а обычный цирюльник. Человек, который возится с грязными чужими головами. Куда уж ему со своим свиным рылом да в калашный ряд! Не годится он в зятья «мэтру отечественной литературы»!

Размышляя так, Вадим поражался: как Инне при таком-то отце удалось сохранить чистоту разума? Ей не важна была обложка. Она смотрела на текст, что шел после эпиграфа. Именно поэтому перешагнула через Леона, а ведь восхищалась его талантом, (правда, до тех пор, пока не имела «счастья» познакомиться с безбашенной звездой). Она и Натку раскусила мгновенно. Как Инна тогда заступалась за мужа! Она восхищалась сильными людьми, но себя к их числу, почему-то, никогда не относила. Вадима это удивляло. Инна отрастила себе грандиозные комплексы. А всё потому, что все свои действия, мысли, поступки она не расценивала, как что-то удивительное, сверхъестественное. Необыкновенное. Всё, что она делала, она делала, потому что не могла жить иначе! Не делать, а именно ЖИТЬ! Потому что такое поведение — образ ее жизни и не меньше!