Романов засмеялся. Закрыл дверцу агрегата и посмотрел на жену.

— Я больше ни разу не прикоснулся к клавишам. Но играю каждую ночь. Мне снятся либо кошмары, либо как я играю. Думаю, я смогу сыграть всё что угодно. Когда слышу музыку, вижу свои руки на клавишах.

Он вдруг смолк, глядя куда-то мимо жены.

— Прости, — вдруг произнесла она. Он посмотрел на нее, тихую, сгорбившуюся за столом. Она вертела в руках полупустую чашку с остывшим чаем и на мужа не смотрела.

— За что?

— Я обещала, что не причиню тебе боли, но сама будто под нож положила с этим концертом.

— Мне вот любопытно, откуда у тебя были билеты?

— Оле Лукойе, ой! Валериан Адамович подарил.

Вадим усмехнулся.

— Ну, кто бы еще-то! Он единственный, кто говорил, что я буду об этом жалеть всю свою жизнь.

— И ты…

— Делать мне больше нечего! — вспыхнул стилист. — Я не дворник! Не механик, не таксист. У меня есть имя. Если я когда-нибудь стану страдать нарциссизмом, то обклею стены своими наградами, их как раз на всю квартиру хватит. Хотя, наверно, даже останется. Мне жалеть не о чем. Алька… Да, ей будет непросто с парнями, но думаю найдется на всём белом свете человек, который сможет ей помочь.

Едва он только это проговорил, как зазвонил его сотовый.

— Вот, легка на помине, — проговорил брат. — Алло!

— Я останусь у Славы, — заявила сестра.

— В смысле? — тут же напрягся Вадим.

— В прямом. Он разрешил.

— А ну дай его! — приказал брат.

Инна, заметив беспокойство на лице мужа, подошла.

— Привет, — раздался усталый голос Славки. Девушка, узнав бывшего, тут же шарахнулась в сторону, запнулась о выставленную ногу Вадима и едва не упала. Муж подхватил ее свободной рукой, придержал, и она замерла в его больших теплых ладонях.