— Я бы попросила вас, господин Петров, выбирать выражения! Здесь женщины и дети! — вдруг выдернул из мыслей ледяной голос классной. Карина посмотрела на нее.

Та глядела на отца Насти, а в глазах…

— Дети? — рявкнул он и прыснул в кулак, насмешила, дескать.

— А вы свою дочь за ребенка уже не считаете? — прогремел голос Ржевского.

Настин папаша сразу капитулировал, глянул на дочь и отвесил ей тяжелый подзатыльник. (Он же не мог отвесить такой подзатыльник отцу Вероники!). Настя тут же заревела. Ее мать шикнула на мужа, но сама тут же отвернулась.

— Так опозорить нас! — прошептала она.

И Карина улыбнулась. А ведь правда! Нет папы, нет мамы, и никто тебе не скажет, что ты кого-то там опозорила, а собственный позор… Да плевать!

Она опустила глаза вниз и даже растерялась. Оказывается, Елена Николаевна держала ее за руку. Сухая рука с единственным колечком на безымянном пальце. Серебристый однотонный маникюр, на ногтях среднего и безымянного пальцев абстрактные черные линии. Ни страз, ни камней, ни цветочков. Теплая рука. И Карина испугалась этого тепла, потянула на себя руку. Учитель оглянулась и впервые за этот день встретилась с ней глазами. Тимкины глаза. Льдисто-голубые. И Карина отвернулась.

Потом в кабинет влетел отец. Быстро выхватил ее взглядом, выдернул из кармана паспорт.

— Клинкин Андрей Алексеевич, — быстро сказал он следователю.

Он сел на стул по другую руку от дочери. Теперь Карина была защищена. С одной стороны — отец, с другой — классная. А потом Елена Николаевна ушла. А Карина осталась с отцом. Он ее за руку не взял. Не подумал. Или стыдился. Только рука, лишившись тепла, мерзла…

Ей было так больно, так плохо, что хотелось уйти куда-нибудь… Вот она и ушла. Последнее воспоминание связано с другой квартирой. Каким же образом она попала сюда, и вообще чья это комната? И тут взгляд уловил в зеркале фоторамку, стоящую на верхней полке стола. Карина, силясь рассмотреть, кто изображен на фото, шагнула к зеркалу и даже вписалась в него лбом. В голове тут же разбилась хрустальная люстра… С фокусом сегодня вообще какая-то беда, картинки дрожат и видятся нечетко. Карина прикрыла ладонью правый глаз, картинка размылась.

«Линзу потеряла», — поняла она.

Девушка отступила от шкафа, потирая лоб, и оглянулась. Подошла к столу, протянула руку и взяла фоторамку в руку. Зажмурила правый глаз, пригляделась к фото и в следующую секунду едва не выронила рамку. На нее с верхней ступеньки пьедестала, улыбаясь во все тридцать два, смотрел человек, которого она меньше всего хотела бы видеть. Девушка еще раз обвела комнату глазами.