Но Тимон вдруг заржал. Нет, не засмеялся, а именно заржал, с каким-то нелепым похрюкиванием:

— А так ты один из тех, с кем спала эта шала…

И вот тогда Тимка ударил. Ударил, вложив в кулак всё, что накипело за эти нелепые годы любви-нелюбви, за девчонку, которая в этот момент открыла глаза в реанимации…

Своей фактурой он просто смел тщедушного подростка. Рядом кто-то завопил. Раздался отборный мат, а Тим, усевшись верхом, бил кулаком в лицо, не чувствуя боли разорванной кожи на казанках… А потом на него навалились толпой. Чьи-то руки вцепились в него, только рубашка затрещала, потащили за галстук, оторвали от Ветрова, подняли. Он тяжело дышал, еще чувствуя угар драки, дернулся, но его не пустили.

— Не дури, Тимыч! — крикнул в ухо кто-то, а голос похож на голос Арта.

Тим оглянулся. И, правда, Артем.

— Всё, пусти, — уже спокойно сказал Уваров, и Арт разжал руки, сцепленные в замок на груди Тимки. Уваров одернул одежду.

— У тебя кровь, — заметил Артем. Тимка мазнул под носом, отвел руку — и правда, кровь.

«А это становится привычкой», — мелькнуло в голове парня. Вытащил из кармана платок, приложил.

А прямо перед ними разыгрывалась драма. Спектакль в трех действиях. Тимон катался по полу, зажимая руками разбитое лицо, скулил и проклинал Уварова. Светлана Анатольевна, вынырнувшая откуда-то сбоку, всплеснула руками:

— Ох, Господи! Ветров, кто это тебя так? Уваров? Ты почему еще здесь?

Тут же со всех сторон раздался хор из нескольких глоток с примерным содержанием «Казнить, нельзя помиловать» и «Не виноват я, он сам пришел». Артем пытался встрять, но Уваров лишь головой мотнул: Артему здесь еще учиться, а страшнее школьной травли «якобы предателя» еще ничего не придумали, и Арт, посмотрев приятелю в глаза, отошел. Но следующая фраза вернула Тимку на землю. Не просто вернула, а скинула с высоты справедливости, которой, как казалось парню, он достиг:

— Всё ясно! Звоню матери!

А дальше Тим уже ничего не слышал. Он вдруг глянул на всё, что творилось здесь будто со стороны. Вот он пришел в чужую школу, якобы с одной целью, а на самом деле… А теперь еще… И мама… Мама будет волноваться… Мама.

Елена Николаевна не стала никого слушать, а попросила предоставить ей запись с видеокамеры. Поверить в то, что ее сын мог просто наброситься на человека, она не могла.

— Вот, вот! Видела? — взвизгнула Ветрова, тыча пальцем в монитор.

— Видела, — ответила ее одноклассница. — Видела, что они сначала говорили, а потом, твой сын что-то сказал, что спровоцировало действие моего сына.