— На вокзале еще зал есть.

— Ты издеваешься? Сам же заказывал стол здесь! Сам вносил предоплату! Старость не в радость?

— Алиса, прекрати!

— Что прекрати? Опять я виновата?

— Я… просто привык здесь. Сегодня у меня родилась дочь…

— О! да ты теперь многодетный папаша! А это болезнь такая: рождаются новые дети и забываешь о днях рождениях старых детей? Или теперь у тебя двадцать седьмое напрочь будет связано с днем рождением дочери?

— Алиса! Прекрати. Люди смотрят!

— Ну, конечно! То есть, что сейчас смотрят, тебя очень волнует, а что раньше видели и знали, а ты всё равно бегал к… этой..., тебя не волновало!

— Алиса! Здесь дети!

Женщина глянула на маленького Сашку, глядевшего на нее со страхом, на Ника, примерзшего к барной стойке, и вдруг успокоилась, выдохнув напоследок:

— Их у тебя теперь четверо. Не заблудись в именах и датах рождения!

Она развернулась уйти, но Никита, отклеившись от стойки, в два шага преодолел расстояние до родителей, но мать не пустила его к отцу, который собирал с диванчика свои и Сашины вещи, взяла за руки.

— Идем, сынок. У тебя там гости, — сказала она, подавляя собственное раздражение.

— Ты знала?! — кое-как разжав сведенную челюсть, не то спросил, не то заметил сын.

Женщина отвела глаза и кому-то махнула рукой. Рядом появилась Елена Николаевна.

— Пойдем, Ник, пойдем к ребятам, — проговорила она, натянуто улыбаясь.

Парень оглянулся. Тимка, дядя Леша, Ника, а напротив ругающиеся, вечно ругающиеся родители, и нить, которая скрепляла все хорошие воспоминания, которая держала еще всех вместе, вдруг, лопнув, порвалась. Никита словно увидел, как она натягивается, становится тоньше и тоньше, пока не истончается по волокну, а потом рвется.

— Сколько тебе лет? — вдруг спросил Ник маленького Сашку.

— Никита! — крикнула мать, но парень не слышал.

— Де… девять, — пролепетал ребенок в ответ.