— Иди на мой голос — и свет!

Варвар продолжал размахивать факелом — одним, иной забросил как можно дальше в проход.

— Сюда — ко мне, Чёрт…  тебя дери, а побери-и-и…

Уяснив, что добыча вот-вот уйдёт от них, троглодиты оживились больше прежнего, распаляясь всё больше, уже не чувствовали той опасности, как прежде от света факела в руках чужака. Огонь затухал. А с ним угасала и надежда на спасение человека.

Леденящее дыхание троглодитов ощущалось всё явственнее и становилось ближе, а веры в собственные силы у человека всё меньше и меньше. И вот уже остался жалкий лучик надежды в виде одинокого пламени зажигалки.

— Чтоб ва-а-ас…  — закричал Чёрт, бросившись во тьму сломя голову. А навстречу ему тьма и…

Оказалась рассеяна. Ясюлюнец не выдержал, подавшись на выручку преподу. Подоспел в последнюю секунду. Он сумел вырвать Чёрта из логова троглодита, да не завалить.

Солнце село, наружу вырвалось несколько мерзостей, прежде чем к нему присоединились Мих и Зуб с иными практикантропами и дикарями, затыкая лаз брёвнами — подожгли. А и сверху пролом в одно и то же время с ними, сверяясь с наручными часами, иные соратники по оружия.

— Вот и всё-о-о…  Ох…  — выдохнули тяжело бродяги.

— Нет, — огорошил Варвар.

— Да как же так, а? А-а-а…  — не сдержался Зубченко.

— А вы думаете, тут одна такая гибь? И только у нас! — напомнил Мих.

Они-то с Зубом знали наверняка, впрочем, даже дикари. Поэтому и поспешили попрятаться в бараки, выживая оттуда истинных хозяев — чужаков. Отомстили им просто и незамысловато за порушенный иродами грот.

А тут ещё из-под земли начали доносились вопли тех, кто погибал в огне, не перенося свет. И стремились вырваться наружу, пробиваясь сквозь камень и землю.

— То-то ещё будет! — уяснил Мих. — А всех троглодитов за один раз не перебить!

Те, кто переживут эту ночь здесь, не факт очередную. Да деваться некуда и бежать — не на шлюпе же к островам. Там также не укрыться от вездесущих ночных порождений кровожадного мира. И нынешним тварям требовались не бренные тела людей, а их души — сама сущность бытия.

Люди набились в бараки, точно шпроты в консервы. Как говориться: в тесноте, да не в обиде, а и снаружи дежурили те, кто не то что бы ни поместился, просто кому-то следовало нести вахту и палить костры, а на дрова разбирался забор у рва. И люди не боялись появления подле лагеря иродов. Это их заклятым врагам следовало опасаться тех, кому без разницы кем лакомиться, а за милую душу потрошили любую живность. Что и подтверждали иной раз отдельные вопли тех, кто попадался неуёмным и ненасытным троглодитам на их глаза.