В отличие от традиционных стереотипов однородности и гармонии, фильм предлагает видение своеобразной японской формы мультикультурализма. Это наблюдение подтверждается потрясающим эссе критика Саэки Джунко, в котором она сравнивает «Принцессу Мононоке» с фильмом режиссера Ридли Скотта 1982 года «Бегущий по лезвию». Разумеется, существуют объективные различия между американским научно-фантастическим фильмом, действие которого происходит в XXI веке, и японским историческим фэнтези о XIV веке, но Саэки указывает на выраженные сходства обеих картин, а именно на их увлеченность проблемами Инаковости. По ее мнению, оба фильма очень серьезно относятся к таким вопросам: «Как мы можем принять существование Иного или достичь взаимопонимания [в обществе], в котором разные миры не могут сойтись вместе, но будут вечно сохранять свои отдельные территории?» Саэки приходит к выводу, что и «Бегущий по лезвию», и «Принцесса Мононоке» отвечают на этот вопрос, указывая на готовность принять различия как неотъемлемую часть жизни. В этом принятии она видит продукт глобализации. В итоге она предполагает, что и «Бегущий по лезвию», и «Принцесса Мононоке» представляют собой повествования, в которых «диалог с Иным» рассматривается как посягательство на некий «глобальный стандарт» в период… «интернационализации», в котором страны продолжают сохранять свою идентичность, принимая при этом необходимость неизбежного обмена с Иным»[292].

Восприятие Саэки того, что я назвала «мультикультурализмом» «Принцессы Мононоке», любопытно не только в отношении «Бегущего по лезвию», но и в контексте более поздней работы, анимационной версии диснеевского фильма 1999 года о Тарзане, выпущенной через два года после «Принцессы Мононоке». Действие обоих фильмов помещено в первозданные природные декорации, главные герои – люди, воспитывались животными, и они оба в какой-то мере отдают предпочтение фантазии о мести мира природы человеческим технологиям. Однако используемые ими повествовательные приемы и образы существенно различаются, как и их идеологические послания. В то время как «Принцесса Мононоке» настаивает на различии, фильм «Диснея» пытается стереть его. Таким образом, несмотря на сеттинг в джунглях и финал, который предполагает самобытную силу и привлекательность мира природы, основное послание «Тарзана» отдает предпочтение антропоцентрическому взгляду на мир, подчеркнутому заключительной сценой фильма, в которой Тарзан, Джейн и ее отец веселятся с человекообразными обезьянами в райских джунглях. В некотором смысле это видение Эдемского сада, в котором все виды живут в согласии и довольстве. Этот образ игнорирует неотступное движение истории, технологий и прогресса, которые в конечном итоге разрушают любую надежду на существование Эдема в современном мире. Мир же «Принцессы Мононоке» – это образ, в котором природа, олицетворенная бесчеловечным Сисигами, остается красивой, но страшно и непостижимо Иной. Это мир, где технологии невозможно удалить или игнорировать, с ними нужно уживаться, как с неприятным и неизбежным жизненным фактом. В то время как «Тарзан» использует фантазию, чтобы скрыть неудобные факты исторических изменений и культурной сложности, «Принцесса Мононоке» прибегает к фэнтези, чтобы показать множественность и инаковость как основные черты человеческой жизни.