- Да в чем же дело, черт побери?

- Ну, так я вам скажу… Говорят,- продолжал еврей, понизив голос,- бывший управляющий оркизовского графа пан Жахлевич оспаривает завещание покойного Миколая Жвирского.

- То есть как это?

- Э, вельможный пан, как только я услышал, что пан Жахлевич поехал в Дрезден,- говорил Органист, причмокивая языком,- я сразу же сказал: не зря он туда поехал.

- К черту твои домыслы,- нетерпеливо крикнул Катилина,- говори, что ты знаешь о завещании.

- Так вы послушайте, вельможный пан. Жахлевич привез из Дрездена какие-то бумаги и доказывает, ну вы уж меня простите, будто покойный помещик был, как это говорится, не в своем уме.

Катилина подскочил как одержимый, а почтенный Органист даже присел от испуга.

- Кто это сказал? - рявкнул Катилина, сразу поняв всю опасность такого обвинения.

- Так это же не я, упаси меня боже, это пан Жахлевич.

- Негодяй!

- Верно, верно, вельможный пан,- торопливо поддакивал еврей и, устрашенный вспыльчивостью своего важного гостя, стал незаметно подбираться к двери.

- Говори, где ты слышал об этом,- допытывался Катилина, преграждая ему дорогу.

- Ну, я слышал, что несколько крестьян из разных деревень уже принесли судебному исполнителю присягу.

- А Юлиуш ничего не знает!

- Это плохо, вельможный пан. Надо что-то делать.

Катилина хлопнул себя по лбу.

- Я недавно застал Жахлевича у Гонголевского. Негодяи, должно быть, заодно!

И скрипнул зубами, а лицо его приняло такое грозное выражение, что не отличавшийся храбростью Органист поспешил укрыться за шкафом.

- Ай-ай, это же настоящий разбойник,- шепнул oн про себя.

Но Катилина и не взглянул на него. Он выбежал из корчмы, рванул у сторожа повод, вскочил на коня и как сумасшедший понесся по большаку в Бучалы…