Мандатарий принял позу Юлия Цезаря, диктующего сразу семи секретарям.

- Пишите,- сказал он.

Хохелька рассек пером воздух. Начальство диктовало: «Войту в Опарках! Приказываю немедленно помирить Гаврилу Фацулю и Кирилу Герегу. В случае невыполнения - двадцать пять палочных ударов.

Доминиум Жвиров, 26 октября 1845 г.».

- Пятый! - повторил Хохелька с торжествующим видом и протянул перо судье.

Гонголевский взял в руки перо и начертал свое имя с обычными выкрутасами и непременным добавлением своих титулов по-немецки.

- Гаврила! Кирила! - позвал он наконец, поворотясь к двери.

Оба вошли, и судья, даже не глядя на них, подал им сложенный лист бумаги.

- Войту! - бросил он небрежно.

Мужики потянулись к бумаге, но более проворный Кирила опередил противника и унес неоценимое сокровище. И в самом деле такой приговор можно назвать сокровищем. Сам Соломон позавидовал бы ему!

Только жалобщики убрались, и судья, утомленный вершением правосудия, вздохнул полной грудью и собрался прилечь на диванчике, как у крыльца раздалось тарахтение брички.

- Пан Жахлевич! - выкрикнул Гонголевский и радостно побежал встречать гостя.

Хохелька с ожесточением подтянул свои воротнички.

- Попробуй, выдержи у такого неотесанного грубияна! - пробормотал он и, взяв шапку, выскользнул за дверь.

Мандатарий проводил Жахлевича в канцелярию; едва скрипнула дверь, захлопнутая Хохелькой, он схватил своего гостя за руку и торопливо спросил:

- Ну, как дела?

- Превосходно!

- Превосходно! - повторил мандатарий, потирая руки.

- Не позже, чем через десять дней студентика уже не будет в имении!

- Может ли это быть!