Как странно, она столько лет прожила в достатке и счастье и за все эти годы ни разу не испытывала такого сладостного чувства, какое пробуждали в ней воспоминания о первых ласках матери.
- Бедная мама,- прошептала она со вздохом,- умерла, так и не повидавшись со мной.
На чудных глазах ее выступили горячие слезы.
Ожил в ее памяти и кузнец, угрюмый, задумчивый отчим, который хоть и косился на нее, но никогда не обижал.
- Он, наверное, еще жив! - промолвила девушка и в глубокой задумчивости опустила голову на грудь,
- Почему муж моей матери должен мне быть безразличен,- спросила она себя, помолчав.- Почему моя мать не могла ко мне приехать, когда она еще была еще жива?
Напрасно старалась девушка разгадать тайну свого рождения. Она даже не знала своей настоящей фамилии. Отец посвятил ее в свои планы, в свои намерения, но имени своего не открыл ей. Почему ее вторая, приемная мать, славная, добрая пани Тончевская, никогда ничего ей о нем не говорила, только то, что он был самым близким другом покойного Миколая Жвирского.
А зато сколько же она рассказывала об этом Миколае, о своем воспитаннике, который, несмотря на страшную вспыльчивость, строптивость и упрямство, обладал добрейшим на свете сердцем и благороднейшим характером.
Вот и Костя Булий, его верный слуга, вспоминал о своем покойном господине с таким уважением, с такой любовью… и высшей похвалой ее отцу тоже было то, «что он был другом покойного барина».
- Как две капли воды они были едины душой и телом,- говаривал старый казак.
И по этой причине он был готов на любую жертву ради ее отца, по этой причине без колебания подвергал опасности свою жизнь и свободу, делил с ним грозные невзгоды, слепо отдавался его далеко идущим замыслам.
Суждено ли этим замыслам сбыться?
А если они будут преждевременно раскрыты или расстроены распрей между участниками?
При этой мысли мороз пробежал у нее по коже, она не посмела об этом думать и судорожным усилием воли старалась придать иной поворот, иное направление своим разбуженным мечтам.
И невольно Юлиуш стал перед ее глазами. Сегодня она должна его увидеть, говорить с ним, даже как-то помочь спасти его от грозного удара.
Отец что-то говорил о самопожертвовании, о замужестве… как-то странно расспрашивал ее, говорил о юноше с каким-то особым выражением, так многозначительно…
Тысячи смутных догадок клубились в девичьей голове. И думы текли так легко, свободно, и столько разных струн задевали они в сердце и будили такую блаженную истому, что девушка все самозабвенней отдавалась их течению и стихийно, без всякого участия воли, переносилась в какой-то иной мир, в мир, полный чудесных иллюзий.