В таком контексте воспоминания понимаются как объект науки, извлекаемая с помощью технологий латуза: именно к таким четким и недвусмысленным фактам хотят получить доступ Хаус или Шерлок Холмс из фильма «Мистер Холмс». Это воспоминания, не подвергшиеся операции вытеснения, т. е. не искаженные механизмами работы бессознательного, такими как сгущение и смещение. Это истина-объект, выведенная из потаенного (а-летейя), из забвения (Леты), равная Вещи, не допускающая разночтений, не встраивающаяся в цепочку означающих; истина факта, а не истина фикции. Здесь нет места фантазму, открытому в свое время Фрейдом, который в какой-то момент обнаружил, что воспоминания его пациентов о соблазнении в детстве чаще всего оказывались фантазией (что помогло ему открыть Эдипов комплекс). Поэтому то, что в эпизоде «The Entire History of You» развивается как типичная бредовая фантазия ревнивца, оказывается в конце непреложным фактом. Безупречная, хоть и абсолютно параноидальная, дедукция ввергает героя в бездну страдания, приводит к утрате семьи, памяти – и личности.

Тело, которое в шерлокианских нарративах попадает на стол к патологоанатому, судмедэксперту (такому, например, как Генри Морган в сериале «Вечность»), доктору Хаусу, когда тот (в исключительно редких случаях) не в силах вытащить правду болезни из живого пациента; или даже к целой команде ученых (таких, как в сериале «Кости»), представляет собой место Истины, становясь Вещью, которая не лжет (будучи свободна от когда-то обитавшего в этом теле уклончивого, лживого субъекта языка) и открывает свои тайны проницательному взгляду науки, «клинико-анатомическому взгляду» (в фукольтианской перспективе). «"Вскройте несколько трупов, – цитирует Мишель Фуко французского анатома и врача XVIII в. Биша, – вы сразу увидите, как исчезнет темнота, рассеянная одним лишь наблюдением,\ Живой мрак рассеивается в свете смерти»²⁰.

There is a method to his madness

There is a method to his madness

Шерлок: Все вон. Мне нужно войти в чертоги разума. Д-р Стэплтон: Войти куда?.. Джон: Он какое-то время будет не слишком разговорчив, так что нам необязательно быть здесь. Стэплтон: Куда-куда войти?! Джон: А, ну, в чертоги разума. Это такая мнемотехника – вроде мысленной карты. Создаешь какое-то место, не обязательно настоящее, и размещаешь там свои воспоминания. В теории это помогает никогда ничего не забывать. Все, что требуется, – это просто вернуться на нужное место. Стэплтон: То есть это воображаемое место может быть чем угодно – домом, улицей. Джон: Ага. Стэплтон: Но он сказал «чертоги». Он сказал – чертоги! Джон: Ну да, вот такой вот он. «Собаки Баскервиля» (2:2).