– Ох, не тороплюсь ли я? – застеснялась она своих мыслей, – будто молодая… Хорошо, что сердце запрятано так глубоко и никто его не видит, иначе такие, как я, просто опозорились бы…

Когда она была еще девченкой, то часто замечала, как соседские гелнедже, приготовив ужин и заварив чай, брали на руки своих малышей и выходили на дорогу, приговаривая: “А вон папа наш идет! Где там наш папа?», всматривались в появляющиеся вдалеке силуэты. Тогда она удивлялась этому нетерпению, а теперь сама еле сдерживала тревогу сердца.

Ей послышался легкий стук в дверь и чьи-то шаги. Айбелек, затаив дыхание, прислушалась. Но ничего кроме учащенного стука своего сердца не услышала. И по окну никто не побарабанил, легкими ударами пальцев выбивая знакомый сигнал. Просто на улице начался ветер. Приподнявшись на локте, Айбелек увидела, как от ветра шевелятся ветки растущего под окном абрикоса и поняла, что никого, кроме ветра, во дворе нет.

Ждать и встречать для Айбелек не было новостью. Года не прошло как они поженились, а Акмурада забрали в армию. Долгих три года она жила со свекровью, свекром, деверями и золовками в ожидании мужа. В одном из своих писем, преодолевая стыдливость, она робко спросила: “Некоторые ребята приезжают в отпуск, а ты когда приедешь?». На это Акмурад ответил: “Я, Айбелек, не могу, как другие, нести службу наполовину и поэтому разъезжать не буду. Как начал службу, так уж до конца и отбуду. Некогда прохлаждаться».

Уже потом, после его возвращения, Айбелек узнала, что это письмо муж написал из госпиталя, куда попал со сломанной ногой после неудачного прыжка с парашютом.

Но и после демобилизации Акмурад в ауле не задержался. Он сказал: “Мои работы прошли конкурс…» – и уехал учиться дальше. Так Айбелек еще пять лет провела в разлуке с ним, обнимая подрастающих малышей. Акмурад возвратился домой подающим надежды художником, и она втайне очень гордилась им. Она никогда ни с кем не откровенничала. Ей казалось, если она раскроет сердце, кто-нибудь сглазит ее счастье, поэтому свои мысли она хранила при себе и радостью своей ни с кем не делилась.

Подумав, что если Акмурад все же приедет этой ночью, то, наверняка, захочет есть, она осторожно вытащила руку из-под головки сынишки, встала и пошла на кухню. Вскипятила чайник, заглянула в холодильник. Там на тарелке лежала копченая рыба. “Не убрать ли ее подальше?” – подумала она, – он же сразу за нее ухватится, потом весь будет пахнуть». Она хотела задвинуть тарелку подальше, но потом передумала: “Он так любит рыбу, все-таки долго не был дома, пусть стоит…».