– Я? Закон Ома…

– А еще?

Чиновник покраснел.

– Вот и я: его помню, а других нет… Истинно сказано: составлять много книг – конца не будет, и много читать – утомительно для тела, – шепнул мне Рассказчик.

Явился тип восточного мужчины, то есть мужчина восточного типа с бесстрастным лицом, спросил: «Блохи есть? Вши? Иные гниды?» – и, не дожидаясь ответа, отвел нас в «Обмывочный пункт», представляющий собой два ряда душевых кабинок с наполовину отсутствующими кранами и душами, с парилкой на двух персон под самым потолком, как голубятня. Но клозет или, как больше нравилось именовать его Корнею Ивановичу Чуковскому, нужник – был отменный. Чистый, светлый, как будущее, и везде лежали бумажечки – стопочками и в рулончиках. Трогательная, правда с некоторым онанистическим оттенком, надпись на стене предупреждала о том, что «Культура человека проявляется наедине с собой», и, очевидно, для повышения этой культуры по стенам красовались надписи со стрелками и указатели: «Щетка для унитаза», «Бачок для слива воды», «Бумага для» (без указания, для чего), «Унитаз» и «Писсуар» (тоже без указания).

– Борода, пожалуйста, будь внимателен, не спутай писсуар с Писсарро, – сказал Боб. – Здесь к грамматике относятся строго. Это тебе не мазок класть.

Рядом с унитазом на стене висел телефон. Под ним в рамочке: «В службу спасения звонить 011».

– Распишитесь за банные принадлежности, – попросил банщик. – Полотенчики вафельные, но свежие. Вам тоже? – обратился он ко мне.

– Мне, пожалуйста, если можно, только шапочку под шлем. Моя обветшала и засалилась. Бельишко я тут недавно менял.

– Понимаю. Есть кипа. Устроит?

– Какие они тут все понятливые! – зашумел Боб, когда мы остались одни. – Мне ни черта не понятно, а они, как попки: «Понятно! Все понятно!» Сейчас проверю их понятливость. Намекну на пивко с раками. А то что за помойка без пива с раками! Маэстро! – позвал он банщика, высунувшись по пояс в коридор.

– Одну минутку! – откликнулся тот.

– Щас проверим, – напевал Боб, – щас проверим их понятливость. О, шлепает. Ща-ас… – Боб широко развернул свою мужицкую грудь, отставил почти как балерун правую ногу под углом 90 градусов к левой, с княжеским достоинством поднял подбородок, обе руки протянул в направлении входа. Когда шлепанье приблизилось к двери, Боб откашлялся и, совсем как Борода, загудел:

– Га-ал-убчик, как тут у вас-с…

Вошла молодая женщина. В белом халатике, в шлепанцах…

– Здравствуйте, – мило улыбнулась она и, обойдя Боба, как статую, спросила. – Веничком? Или массажик? – она хлопнула его по попке. – Понятно?