– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива вместе со мной.

– Я была счастлива, – она упрямо отклонилась, и Ви почувствовал себя так, будто его оттолкнули.

– Не ври. Я знаю тебя лучше, чем ты считаешь.

Этель обернулась. В ее глазах застыло недоверие.

– Думаешь, только ты заглянула тогда в мою память, в мою душу? – Ви с довольством улыбнулся и очертил кончиками пальцев бледное лицо Этель. Коснулся нежной кожи и бугристых шрамов, а затем поймал подбородок девушки. – У всего есть цена. Нельзя получить что-то, не отдав ничего взамен.

Он ждал, что она возмутится, но Этель молчала. Она опустила глаза, в которых Ви с изумлением заметил проблеск облегчения. Эта эмоция изумила Ви и заставила устыдиться саму Этель. Она виновато поджала губы и обреченно качнула головой.

– Тебе не нужно ничего объяснять, Этель. Не нужно подбирать слова, перешагивать через себя и снова проживать ту боль. Я видел обрывки прошлого твоими глазами, так же, как и ты смотрела моими. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Твоя память и чувства – мои. А мои – принадлежат тебе.

– Тогда ты должен знать, что я уважаю и ценю каждую жизнь, – Этель дернулась, вырывая подбородок из пальцев Ви.

Он не обиделся и с наслаждением подметил:

– А еще я знаю, как ты ненавидишь того урода, виноватого в аварии, в которой погибли твои родные. Знаю, что ты желаешь ему смерти, даже если не говоришь об этом вслух. Лучше бы он, чем они. Разве не так?

Здоровый зеленый глаз Этель стал на оттенок темнее, а слепой будто еще сильнее затянуло молочным туманом. Этель боролась со своими мыслями – чувства против рассудка. Ви с интересом наблюдал за этим поединком, отраженным на лице девушки. Он смотрел на нее и видел шкаф с распахнутыми дверцами, раскрытую книгу. А потому не удивился, когда Этель изрекла:

– Мы не судьи, чтобы распоряжаться судьбами.

– Ах, Этель, – Ви любовался ее лицом, будто оно было величайшим произведением искусства. – Если бы все рассуждали так, как ты, мир был бы раем на земле. Но, увы, пока ты отказываешься от силы, другие ее применяют.

Ви вспомнил Мадам и ее слуг, которые держали в заточении десятки актеров. Воскресил в памяти лицо управляющего – убийцы своей матери. Вспомнил всех, кто приходил в заброшенный театр, чтобы в очередной раз осквернить это место – драками, пьянками и даже изнасилованиями. Еще слишком свежи были образы обидчиков Этель, которым он с наслаждением вынес приговор.

Ви видел слишком много грязи. Он сам в ней утопал и давно перестал бояться замараться. Он не считал злодеянием кару над преступником, потому что сам очень долго был жертвой. За годы, которые Ви провел в цирке Мадам, мысль о мести проросла в нем корнями. А когда возмездие свершилось, Ви и вовсе перестал видеть границы между злом и освобождением.