— Я отседова, — показалось ему не громко, повысил голос: — Я как голосовавший на правлении против Анютки, то есть Конюховой. Оно, конечно, я осознаю. Тут тово, туману напустили разного, ну и получилось это, как его, как на солнце, затемнение. Оно, конешно, нехорошо, Анютку, то есть Конюхову, зазря ошельмовали. Осознаю и предлагаю поставить ее на место: бригадир она хороший, дай бог каждому.

Зашумели одобрительно, загалдели, кто за, кто против — не понять. Семен поднял руку, призывая к тишине:

— Погодите, я ишо не кончил. А супроть тебя, Владимир Иванович, у нас никакой обиды нет, это ты зря. — И закрутил головой, ища свое кресло, словно его унесли, пока он выступал. Нашел, сел и тут же снова поднялся: — Не по форме только ноне собрание идет. Надо президиум выбрать и в протокол все записать. А так разговор разговором и останется.

Подобрели лица, поглядывают на Семена, улыбаются — умный все-таки мужик, хоть и ворчун. Правильно говорит. Избрали президиум. И первым выкрикнули его фамилию — Семена.

Вышел Климов на сцену, роли быстро распределил: ты, Марья, протокол пиши, а я призывать к порядку буду.

— Ну дык, кто желаеть? — спросил серьезно и многозначительно.

Говорили охотно. Нового, правда, ничего не сказали, повторяли на разные лады Семеново выступление, но Бамбизов сидел и слушал каждого со вниманием: все говорят от души, не кривят, не виляют.

— Ну, а теперь послушать бы Гришанова. Пущай скажет — он в курсе.

— Мне нечего сказать, — сказал Гришанов.

— А че ему говорить? Он чужой у нас человек, — раздалось из дальних рядов. — Кончай прения, давай резолюцию.

В резолюции был один лишь пункт — отменить решение правления от такого-то числа как ошибочное и восстановить Конюхову Анну Григорьевну в должности бригадира.

Встал Бамбизов уже после того как закрыли собрание, проговорил дрогнувшим голосом.

— Спасибо, братцы, спасибо, дорогие мои… — и отвернулся, нагнул голову, убежал со сцены, как школьник.

После собрания повеселел Бамбизов, на пятачок выходил — наряды проводил, в глаза людям стал смотреть. Даже шутить начал. Успокоился и Виктор — прекратил за ним по пятам ходить.

Когда приехали из ОБХСС проверять подсобные цеха, Бамбизов только головой покрутил:

— И вы на бедного Макара? Что, сигнал какой получили?

— Да нет. Просто для профилактики.

— А! Ну, ревизуйте.

Шли дни, будто бы все улеглось — на деревне прекратились пересуды. И только дома у Бамбизова все еще штормило: жена не могла ему простить всенародного признания в любви к Конюховой, а у него совсем оборвались и последние ниточки, которые раньше еще как-то связывали с женой.