Потому что я сижу здесь вот уже почти три месяца, а допрашивали меня последний раз месяц назад. Компания в камере у меня приятная, конечно, – вы не были во Владивостоке, товарищ Сергеев, или как вас там? Зря, зря! Мне бывший тамошний мэр много рассказывал о местных достопримечательностях. О море. Должно быть, очень красиво.

Да, я отвлекся. Меня никто не допрашивал всё это время. Хотя товарищ подполковник едва не погоны готов был с себя срывать, ставя на то, что я вот-вот убегу из страны. Иных следственных действий тоже, насколько мне известно, не проводили. И это очень обидно, потому что в первую очередь именно я заинтересован в том, чтобы эти следственные действия были проведены. Потому что, если только начать проводить их по совести, станет очевидно, что никакого мошенничества ни я, ни мои коллеги не совершали.

Вопрос.

Нет, господин Сергеев, никакого ущерба государству я не наносил.

Вопрос.

Дают показания? Кто же это? Ах да, догадываюсь. Бедная Наталья Николаевна. Я плохо знаю ее, господин Уланов. Наталья Николаевна с коллективом общалась мало. И я этому был рад, честно говоря. Она проводила финансовые операции самостоятельно. Мне было от нее нужно, чтобы мы с Цитриным могли заниматься своим делом и не вдаваться в детали бухгалтерии. Лишь бы грант реализовывался и деньги были – а остальное уже заботы Натальи Николаевны и ее отдела.

Вопрос.

Нет, я занимался менеджментом, организацией мероприятий и трудовыми отношениями с коллективом. Выплатами занимались бухгалтеры. И даже при всей склочности и нехорошей таинственности Натальи Николаевны могу вас заверить, что все средства шли исключительно на нужды театра.

Послушайте, я вам так скажу. Вот вы, товарищ капитан. Вы любите свою работу?

Вопрос.

Нет, нормально делать работу может кто угодно, хотя вы знаете, что я думаю о вашей работе, – вы ее нормально не делаете. Но это в сторону, главное – любите ли вы свою работу?