Я хорошо помню те споры в Усть-Дёрже. Поначалу они носили характер игры в одни ворота: нам выставляли аргументы один другого солиднее — экономия, производительность, концентрация, специализация, научно-техническая революция, мы же лепетали что-то невразумительное о человеческой душе — привязанность к родным местам, память рода, красота природы… Такими доводами прагматиков не проймешь, и тогда волей-неволей нам пришлось обратиться к киту, на котором стояли наши противники, — к экономике. Этим в первую очередь и объясняется вспышка проблемы в публицистике, публицистов вынудили к этому экономисты-прагматики. И тут союзниками нашими оказались хозяйственники, председатели колхозов и директора совхозов. В споры врезалась земля, та самая — пашня, сенокосы, пастбища, — которая с «закрытием» деревень обрекалась на запустение. Первыми разглядели грядущую беду председатели, каждый — в своем хозяйстве. Тут меня опять удивляет, почему хозяйственника сразу понял и разделил его тревогу тот, кто делом не занимался, то есть публицист, а тот, кто направлял дело, оставался глух и нем?

Впрочем, не совсем так. Были разделяющие тревогу и среди «направляющих». Но их сила оказалась их слабостью, — организованные в аппарат, они обязаны были действовать согласно заданному направлению и не замечали очевидного, а если и замечали, то склонны были относить «неувязки» к субъективным причинам. С того момента, когда возник союз публицистов и хозяйственников, игра пошла уже в обои ворота. Чем она кончилась, известно: прагматики вынуждены были признать… ошибочность курса на сселение. К признанию их вынудила, конечно, экономика, пострадавшая от увлечения экономией. Это-то вот и наводит на размышления. Отчего люди, поставившие себе столь благородные цели, как обеспечение экономического подъема и коренного улучшения быта селянина, вдруг оказались на мели? Я думаю, потому, что их собственный уровень не превышал уровня примитивного счетовода. Не могут же они не знать известной формулы: земля — мать богатства, труд — отец его. Наверно, знают. Только думать не научены. В вузах их готовили как технологов, иа хозяйственных постах с них спрашивали за исполнение предписаний, и именно за исполнительность, а не за хозяйственные успехи, их выдвинули на районные и областные руководящие должности. И в хозяйстве и в управлении они сидят на жалованье, называемом ныне окладом, ни копейкой, ни благом не оплачивая убытков от своего хозяйствования и управления. Потому-то и не поднимаются они выше примитивного счетоводства, которое, как известно, дрожит над сиюминутной копейкой, пуская по ветру завтрашний рубль. И уж полную скудость обнаружили прагматики в своих социальных представлениях — не далее благоустроенной квартиры для мужика. Она была верхом, идеалом, шиком архитектурных проектов. Все остальное, что еще оставалось в деревнях, — школы, клубы, библиотеки, чайные, магазины, ясли, больницы — в целях концентрации сворачивалось, закрывалось, не дожидая, пока проектные картинки превратятся в реальность. И осталась деревня голенькая, и схватились тогда рьяные переустройщики за голову: почему люди валом повалили из деревни, мы же им тако-ой рай обещаем?!