– Успокойся, Якоб. Что случилось?
Успокойся, Якоб. Что случилось?
– Один из твоих лакеев только что был здесь и терроризировал меня.
Один из твоих лакеев только что был здесь и терроризировал меня.
– Кто?
Кто?
– Он представился Мортеном Хейнесеном и спрашивал кучу всего о том, по какой дороге и на какой машине я ехал с той девушкой. Ясно, что ни одна из моих машин не попала на камеру около Вигерслев Алле.
Он представился Мортеном Хейнесеном и спрашивал кучу всего о том, по какой дороге и на какой машине я ехал с той девушкой. Ясно, что ни одна из моих машин не попала на камеру около Вигерслев Алле.
– Что за камера?
Что за камера?
– Какая-то камера наблюдения за дорожным движением, хрен ее знает. Плевать. Я вывернулся, сказав, что на самом деле поехал на такси и заплатил наличными. Штука в том, что, если так будет продолжаться, нам задница, понимаешь? Они до всего докопают.
Какая-то камера наблюдения за дорожным движением, хрен ее знает. Плевать. Я вывернулся, сказав, что на самом деле поехал на такси и заплатил наличными. Штука в том, что, если так будет продолжаться, нам задница, понимаешь? Они до всего докопают.
– О’кей, но давай лучше сейчас прервемся и поговорим, когда увидимся сегодня вечером.
– О’кей, но давай лучше сейчас прервемся и поговорим, когда увидимся сегодня вечером.
Раздался щелчок, и разговор был окончен. Разговор, в котором практически все их подозрения были теперь записаны черным по белому. Хеммер, конечно же, записал его, но поскольку они не имели разрешения на прослушку, то он никогда не сможет быть использован в качестве доказательства в будущем судебном процессе.
Но цель его была не в этом. Для него было более чем достаточно знать, что Санд звонил именно Слейзнеру.
50
50
Ким Слейзнер убрал старую «Нокиа» обратно в карман пиджака и повернулся к Дуне, которая сидела за столом с прямой спиной, закованными руками и разбитым в кровь лицом.
– Извини, на чем мы остановились?