Мальчик крикнул, чтобы они открывали ворота, после чего один позвал кого-то, сообщив, что «мальчик Хольгера» привел с собой мужчину и женщину, оба на конях. Толстый короткий палец показывал на нас, и бородач спросил, откуда мы и куда направляемся. Я сначала не понял, что он сказал, хотя он и говорил по-датски, но держался очень холодно. Сигрид поняла и прошептала, чтобы я сказал, что я корабел, а она моя жена.

Я так и сделал. К тем двум подошел еще один мужчина, высокий седобородый старик, который принялся разглядывать нас. Он поинтересовался, на какой хутор мы собираемся, ждет ли меня там работа и чьими родственниками мы приходимся.

– Тормуд звали моего отца, – ответил я, и меня неожиданно посетило чувство, что мои планы мести были грандиозной и мужественной затеей, что сделало меня непривычно разговорчивым. – Ни в какой хутор я не направляюсь, я еду к вашему конунгу. У меня важные вести для него.

– Ты можешь передать их через меня, – произнес старик.

– Нет, – ответил я. – Я сообщу их только конунгу!

Больше ничего не было сказано там возле ворот. Седобородый закутался в шерстяную накидку и бросил взгляд на запад. Солнце висело уже низко, скоро должно было стемнеть. «Хм-хм», – покряхтел он и спустился, как я мог догадываться, по лестнице с той стороны ограждения. Забряцала толстая цепь, и ворота открылись.

Ту ночь мы провели в Даневирки. Здесь постоянно жили воины Вилобородого, примерно сотня человек, которые могли распоряжаться полями и лесами, находящимися в округе, но не могли брать подать или другую плату с проезжавших мимо них, потому что плата с путешественников взималась дальше на северных территориях. Седобородого звали Егирь, именно он нам открыл ворота. Мальчик, сопровождавший нас, отвел нас в конюшню, где выкинул лед из ведра, нашел свободные стойла нашим лошадям, положил в корыта сено и насыпал зерна. Нас с Сигрид разместили в гостевом доме. Их здесь было много, они были разбросаны по всему пустырю за воротами, напоминая небольшую деревушку. В доме в очаге горел огонь, рабыни варили жидкую кашу из зерна и топленого жира. Мы с Сигрид были в доме не одни, многие ждали, пока за ними приедут родственники на санях с севера. Другие были уставшими с длинной дороги путешественниками и желали отдохнуть перед тем, как следовать дальше. В том доме было двое мужчин в монашеских одеяниях из грубого сукна до самых пят, которые утверждали, что побывали в самом Миклагарде. Они хотели мне продать частицу пальца, принадлежавшую Белому Христу, уверяя меня, что если я приложу ее к своей больной ноге, то смогу исцелиться. Я был груб с ними, схватился за датский топор, что очень их напугало, и они так и просидели весь вечер с другой стороны очага, играя в кости. Они постоянно поглядывали на меня, как будто ждали, что я встану и пойду с топором их прогонять.