И тут же загорелись щёки от мысли одной, что сказать ему надобно. Хоть ничего особого в том и нет. Елица вертела весть радостную в голове так и эдак всё утро. Разбегались все слова ещё пуще от того, что мутило её перед утренней крепко — да после прошло всё, кажется.
— Случилось, — она повернулась к нему, оставив на столе протёртый рушником кувшин, в который собиралась воды налить.
Леден голову чуть набок склонил, шаря взглядом по её лицу, наверное, глупому в этот миг. Обхватил его ладонями — и Елица глаза прикрыла от того, как колыхнулась в груди пером мягким нежность к нему. Такая необъятная, что плакать хочется. Чувствовала она кожей шрам на руке его, грубый, только недавно совсем заживший. И то, как неловко двигается ещё кисть порезанная острой сталью.
— Я ребёнка от тебя жду, Леден, — она разомкнула веки.
Так легко нужные слова пришли вдруг, словно сами в горле родились. Княжич вскинул брови неверяще, впились его пальцы в щёки легонько. А по губам поползла вдруг улыбка, пока ровные белые зубы не показались. Кажется, никогда он так не улыбался. Ни слова не говоря, Леден обхватил её за талию и к себе прижал настолько крепко, что вздохнуть нельзя. Они стояли так долго, молча — да что тут ещё сказать можно?
И всё чудилось, что Леден обязательно всё чувствует. И что он сам понял бы рано или поздно — да хотелось самой ему о том поведать. И давило теперь что-то в груди, словно распирало изнутри — всё вокруг хотелось обнять вместе с Леденом: и челядинку, которая сердито в сенях топталась, и кметей всех, которые уже собирались скоро выезжать.
Теперь уж твёрдо велел Леден Елице в телеге вместе с Мирой ехать. Вот тогда-то та совсем обо всём догадалась: просветлел её взгляд, и лицо стало такое хитрое, как у девчонки, которая ленту у сестры старшей умыкнула, чтобы с парнем на свидание сбегать.
И остаток пути до Велеборска показался на диво лёгким. Как будто от высказанных слов и радости отступило даже недомогание. И как часто глядел на Елицу Леден раньше, а теперь и вовсе, казалось, никто отвлечь его не сможет, никто в сторону и на полсажени оттеснить. Стражем верным он ехал рядом с телегой всю дорогу, а кмети посматривали на него с любопытством. Только Брашко не смотрел: видно, он лишь и знал всё. А потому каждый раз, как не успевал княжич оказать заботу невесте, так отрок оказывался тут как тут: то поддержать под локоть, то спросить, как она себя чувствует. И оттого невольная улыбка то и дело наползала на губы.
В Велеборске не стали задерживаться надолго. Передохнули всего седмицу: хотела Елица в спокойствии провести это время, дать телу ощутить уют дома, стен надёжных, а не трепет колышущихся тканин шатра. Мира так и кружила рядом, всё заглядывала в лицо вопросительного и улыбалась загадочно, давая понять, что малая тайна Елицы ей известна, но выспрашивать она сама ничего не станет, коли та рассказать не пожелает. И благодарить её за то уже можно было, что не пустила она слухов по детинцу. Хоть и знала уже Елица наверняка, что тяжела, а всё ж не хотела слишком рано кому-то лишнему о том говорить. А уж совсем уверилась, как не пришла в срок кровь лунная.