Склон, ведущий к передовой, был ужасен. Тут лежали кузнецы, которые не смогли добежать до пещер. Дальше лежали тела воинов. Было сложно понять, прогнали их от северного перехода, или они поднимались сами, услышав крики жителей дальше по горе. Там был Амено Самуса, инструктор меча в начальной школе, который учил Хироши, а до этого — Мамору. Там был женщина-нуму, которая создала свадебные украшения Мисаки, рука об руку с мужем, который приходил раз в три месяца, чистил и чинил крышу дома Мацуда.

Волонтеры с надеждой замирали у каждого тела, искали признаки жизни, но пока им не везло. Любой, кого ранили тут, на открытых склонах, точно пострадал от пуль или обломков бомб императорской армии.

Мисаки видела расчлененные тела раньше, кровь и органы, разрубленных мачете людей. Но тогда она не чувствовала этого. Ливингстон в Карите был экзотической землей жутких диковинок и восхитительной опасности. Это было настоящей разницей между ней и Робином Тундиилом: для него трагедия трущоб Ливингстона была реальной. Для Мисаки, дочери неприкасаемого благородного дома в другой части мира, это была игра, трепет, утоляющий ее жажду приключений. Это не было настоящим.

Тут все было настоящим.

— Прошу, Мацуда-доно, — сказал рыбак, голос был далеким. — Леди не должна такое видеть.

— Нет, — тихо сказала Мисаки. — Никто не должен такое видеть.

Как она была такой надменной с жизнями, которые что-то значили для Робина? Как она стряхивала ужасы и звала это силой? Тут, на склонах ее горы, каждый труп был личной потерей, и она не ощущала себя сильной.

— Почему бы вам не вернуться к семье, Мацуда-доно? — спросил рыбак.

— Я ищу ее часть, — ответила она. — Мне нужно найти сына.

— Тогда… позвольте вас сопроводить, мэм. Части этого склона могут быть все еще опасны.

Мисаки не нужно было сопровождение, но она поблагодарила рыбака и позволила ему следовать. Он не мог приказать ей уйти в главную деревню, но манеры не позволяли пускать леди бродить после боя одну.

— Как тебя зовут, рыбак? — спросила она, пока они шли по тропе. Время для беседы было странным, но Мисаки не могла терпеть тишину. Так она могла думать о том, куда шла и что неизбежно найдет.

— Чиба Мизуиро, Мацуда-доно, — его голос звучал тревожно, мужчина редко говорил с членами высоких домов.

— Чиба, — Мисаки слабо улыбнулась, пытаясь успокоить мужчину. — Моя золовка — Чиба.

— Мацуда Сецуко-сама, — сказал он. — Да, я… слышал о том браке, — ясное дело. Это был скандал. — Моя ветка семьи… была близка с ее.

— Рыбацкая деревня у основания горы, — сказала Мисаки, — где торнадо ударил первым делом. В каком она состоянии?