— За твоей головой, — сказал Даниэль, словно это что-то означало.

— Нет, за твоей, — сказал Робин. — Kisee bhee cheez par apana sir mat maaro. Не ударься головой.

— Ударься головой! Ударься головой! — радостно скандировал Даниэль, шлепая ладонью по голове Робина, как по барабану.

Мисаки рассмеялась и поняла, как была благодарна, что Даниэль был тут. То, что у Робина был ребенок — и он был тут с ее детьми — было сложно осознать, но что-то в радостном двухлетнем делало все проще.

— У него всегда так много энергии? — спросила Мисаки, маленький таджака стал петь, хотя язык понять не удавалось.

Робин страдальчески осмотрел на нее, Даниэль все еще стучал по его голове.

— Ты не представляешь.

Она смущалась бы жалкого состояния когда-то великого дома Мацуда, но она знала, что Робин не судил человека по материальному достатку.

— А тут додзе, — сказала она тихо.

Она встала и тихо смотрела какое-то время, как Такеру давал указания, и его ученики отвечали, их деревянные боккены стучали. Даже Даниэль восхищённо притих, склонился над головой отца и смотрел, как джиджаки в унисон повторяли движения. Но не совсем идеально. Кван Чоль-хи все еще отставал от других тут и там, но он становился лучше.

Тридцать с чем-то учеников Такеру были разделены на пары по размеру, кроме одного, тренирующегося в одиночку. Движения Хироши были резкими и четкими, как у взрослых, но он был слишком мал, чтобы биться с мужчинами или подростками.

— Не стоит мешать уроку, — шепнула Мисаки и поманила Робина дальше по коридору. — Мы сможем посмотреть лучше, когда ученики уйдут.