— Не убегай далеко, — сказал Робин.

Даниэль посмотрел на него, растерявшись. Робин опустился на колени и поменял язык:

— Bahut door bhaago mat, ладно?

— Ладно, Pita.

Мисаки поняла, что красивый язык, на котором говорили Робин и Даниэль, был дисанинке — язык, который Робин не использовал с тех пор, как убежал со своей родины ребенком. Хоть он почти всю жизнь провел в маленькой Карите, где говорили на линдиш и ямманинке, Робин растил Даниэля со знанием языка его матери. Это не было практично, но было мило.

— Это выглядит отлично, Мисаки, — сказал Робин, когда Даниэль пошел проверить пространство. — Ты знаешь, что я готов помочь, чем могу.

— Я попрошу нуму дать тебе работу.

— Я имел в виду…

— Я знаю, — перебила его Мисаки. — Это мило с твоей стороны, но не нужно. Это не обсуждается. У дома Мацуда есть гордость.

— Это было бы не пожертвованием, — сказал Робин. — Я могу вложить…