В дверь постучали, и Лина очнулась от размышлений.
– Я приготовила кофе с сэндвичами. Ты так и не позавтракала. – Мама вошла в комнату, неся перед собой металлический поднос: – Волнуешься?
– Наверное. – Лина сместила бумаги на край поцарапанной столешницы, расчистив место для чашек.
Откинув с лица волосы, мама улыбнулась, и Лина улыбнулась в ответ, окутанная безмолвной лаской родных глаз. Она все ещё привыкала видеть маму не с бездушного экрана, слышать голос без помех, повисания и торможения, и вдоволь говорить на родном языке. Только встретив родных в аэропорту Хитроу, Лина поняла насколько истосковалась за сухим, как наждачная бумага, прокуренным голосом отчима, скрывающего волнение за ворчливостью и за маминым родным запахом, теплыми руками... Она гладила красивый рисунок вен на тонких кистях, ставшим теперь отчётливым и выпуклым, и не могла произнести ни слова. Вглядывалась в постаревшее лицо и молчала. Вдруг охватившая скованность без остатка растворились в маминых объятиях, таких категорично любящих и всепрощающих. И Лина с мамой стали рассказывать наперегонки новости, пытались в пять минут втиснуть целую жизнь. Не двигаясь с места, перемешав слова и слёзы, они окончательно смутили Александра Петровича и пошатнули невозмутимость Олсена. Мужчины взяли такси и скрылись в городской квартире Яна, оставив мать и дочь на несколько дней одних.
Лина откинулась в кресле, расслабляя утомлённые плечи. Она грела пальцы о фаянсовую кружку с трещинкой у ручки, наслаждалась плохо сваренным кофе, близостью и спокойствием. Пронзительный сигнал телефона потревожил идиллию, уютно сплетённую дождём и тихим бормотанием телевизора из глубины дома. Состроив гримасу, Лина повела глазами и отыскала взглядом мобильный.
– Городские власти одобрили проект. Что ж... новой галерее быть, – прочитав сообщение, она слегка улыбнулась.
– Здесь? В Лондоне?
– Да.
– Итого?
– Пять, включая Штаты.
– Невероятно! Поздравляю!
– Спасибо.
Вытянув вперёд руки, мама устало потянулась и вздохнула:
– Не представляю, как ты можешь работать. Такие трудные дни... Я едва передвигаю ноги, а ещё столько дел! Все эти заботы, и гости… как же плох мой английский! – она засмеялась и покачала головой. – А у тебя, котёнок, забавный акцент.
– Наверное, – улыбнулась Лина. – Теперь у меня акцент и там и тут.
– Да, и Саша заметил, – мама отпила кофе и покрутила чашку в ладонях. – Говорит, ты изменилась, очень повзрослела. И я… – она запнулась, внимательно рассматривая розовый лак на ногтях. – У тебя ведь всё хорошо? Я хочу сказать, эта свадьба... такая неожиданная... и этот англичанин... Олсен. Нет, я не хочу сказать ничего дурного, наверное, он хороший человек. Но, ведь мы его совсем не знаем! Все так внезапно... А его возраст, и... финансовое положение, всё это... – она подняла глаза, – пугает. Скажи мне, котёнок, ты счастлива?