В глубоком кресле Лина куталась в плед, понимая: никакие проветривания не избавят от въевшегося в стены и кожу чувства, которое гложет изнутри. Она пыталась осознать, принять и смириться с фактом – Ян перестал искать её общества, перестал нуждаться в ней. Он получил, что хотел от брака – картины миссис Олсен охотно покупались, у нее появилась страница в Википедии, Лондонская национальная галерея приняла в подарок ее последнюю работу маслом – парящую в облаках бухту Лулворт-Ков на Юрском Побережье. Так или иначе, но Олсен увековечил свое имя в живописи.

– Я отталкиваю людей, – сказала Лина вслух. Голос неприятно отразился от высоких шкафов с ровными рядами папок, образцов сплавов, разноцветных камешков железной руды, безымянных баночек с неизвестными порошками, мелких весов и технических книг. Кабинет Яна походил на промышленную лабораторию, не хватало только пузатых стеклянных колб.

Дворецкий не ответил. Он чинно поклонился и опустился на колени подле камина: шумно орудуя кочергой, занялся растопкой. Лина провела пальцами по влажным щекам: последнии дни слёзы наворачивались внезапно. Иногда, соленый поток провоцировал резкий звук или мелодия мобильного.

Подождав, когда зрение обретет четкость, она снова взглянула на телефон: перечитала сообщение Яна о новой задержке в Нью-Йорке и нажала: "удалить". Последние смс мужа отличались стабильностью – бесконечно дублировали самих себя. Лина откинула голову на подголовник кресла и вздрогнула от прикосновения холодной грубой кожи.

– Найджел, – задумчиво проговорила она, блуждая глазами за окном, – каким сад был прежде?

Распрямив спину, дворецкий проследил за её взглядом:

– В каком году, мадам?

– Не знаю... Наверное, когда мистер Олсен был маленьким.

– До того, как молодой хозяин отправился в колледж?

– Да.

Безразлично посмотрев на сцепленные, словно кулаки армрестлеров, ветви деревьев, Найджел пожал худыми плечами и вернулся к прерванному занятию:

– Полагаю, таким же, мадам.

Лина кивнула и смяла в ладонях белоснежные страницы с колонками цифр. Медленно скатала крепкий ком. Над окном каркнул большой ворон, оттолкнулся и покинул ветку. Черные крылья взмахнули на фоне бесцветного неба. И Лина ужаснулась: неужели ее глаза, такого же невнятного цвета? Она размахнулась и бросила в камин скомканные квитанции, присланные нью-йоркским секретарём Олсена, подтверждающие о новых суммах, переведенных мужем на ее личный счет. Лина с ненавистью смотрела в огонь, хотела, чтобы его лицо там корчилось, а не бездушные бумаги. Его, кто сдержал обещание: сделал беззаботной и счастливой – в своем извращенном понимании.