К началу лета, художественной студии потребовались дополнительные учителя. Детей разделили на классы по возрасту и навыкам. Маленький кружок размером с футбольную команду, вырос в любительский марафон, к которому присоединялись все новые участники. Сумбурное рваное преподавание, постепенно выстраивалось в систему. Учебно-производственные процессы довелись до автоматизма. Студия зажила самостоятельным организмом, подчиняясь тщательно выверенному расписанию.

Строительство школы приближалось к концу, осталось постелить дерн на стадионе, закончить внутреннюю отделку классов и завести мебель с оборудованием. Подкреплённая финансами и влиятельными друзьями Олсена, которых Лине удалось уговорить стать попечителями, а также усилиями сплоченной группы энтузиастов, школа из идеи вырастала в живое физическое воплощение, обросла дисциплинами, преподавателями и классами. Они готовились с Дэвидом Тейлором, молодым амбициозным директором, с отличием закончившим местный Борнмутский университет, принять в начале года шестьдесят ребят.

Лина много времени проводила в продуваемых помещениях или подвалах, выскакивала то во двор, попадая под ливень, то поднималась на крышу в самый солнцепек, и долго разбитость и ломоту приписывала усталости. Она продолжала вести уроки, проверять домашнее задание, ночевать в кабинете и ежедневно встречаться с десятками поставщиков, одобренных советом графства, подписывая пачками контракты.

Высокая температура заставила Лину обратиться к врачу. Диагноз – грипп, вынудил делегировать полномочия Тэйлору, а уроки живописи, историю искусств и скульптуру – молодой учительнице из Пула. В неестественной тишине особняка, Лина боролась с жаром и упадком сил, тяжелее всего переживая, что школа строится, а студия работает в прежнем режиме. Телефон, все время, находился подле нее в смятых простынях, среди баночек с пилюлями, но никто не звонил. Вокруг продолжалась суматошная жизнь. Без неё.

В середине лета крикливая детвора разбежалась помогать родителям на фермах. Лина заскучала. Не знала, чем дальше занимать руки и голову. Слишком много свободного времени. Невыносимо много тягучих летних часов сочилось по капле со склонов. Минуты лениво впадали в Фром. Горстка учеников, которая еще приходила студию, заставляла вставать утром, пить кофе и садиться за руль. Лине нравилось вести машину в густом тумане, не представляя, что вынырнет из-за таинственного поворота. Инстинкты обострялись, и кровь бежала быстрее, согревая озябшие кончики пальцев, совсем как возбуждение, когда она впервые взялась за правый руль и влилась в левостороннее движение. Удлинённый капот втягивал в себя размытые очертания грунтовой дороги, которая хранила ночной холод. И выстукивая зубами рисунок рытвин, кочек и свежих канав, Лина мысленно считала, сколько миль успеет заасфальтировать до начала года. Проверяя вечером задания и готовя новые уроки, она понимала: отшлифовала очередной день до прозрачности и стерла краски, ещё до наступления.