Один лишь этот перечень новых архитектурных приемов и деталей говорит об исключительной фантазии Баженова. Начав новую работу, Баженов, как всегда, загорался, забывая обо всем. Он дни и ночи мог просиживать над проектом, рисуя все новые и новые варианты, пока не добивался того, чего хотел. Баженов был одержим идеей возрождения русской национальной архитектуры, не щадил себя, бескорыстно и радостно отдавался этому великому подвигу - в нем он видел свое призвание.
Баженов смело брал древнерусские архитектурные формы, оживлял их своей творческой фантазией и наполнял новым содержанием с такой силой выразительности, что они получили право на существование наряду с классикой. Даже больше того: архитектурные принципы древнерусской архитектуры проникали в его классические произведения, видоизменяли классику, насыщали ее формы и приемы необыкновенной внутренней силой. Благодаря этому архитектура русского классицизма приобретала в руках Баженова особое своеобразие, отличавшее его произведения среди других произведений этой эпохи глубоко национальными чертами.
В эпоху неизменно повторявшихся гладких стен, фронтонов и колонн произведения Баженова поражали современников новизной форм, необычайностью и остротой приемов, расцветкой и оригинальностью деталей. Казалось, красный кирпич и белый камень внесут однообразие и скуку в многочисленные здания, созданные Баженовым в этом духе. Нет, Баженов, применив эту цветовую гамму, не только возродил художественную расцветку древнерусского искусства, но внес в архитектуру необычайную жизнерадостность, которой так богато древнерусское зодчество.
Особенно поучительно сравнение дворца, выстроенного в Царицыне Казаковым, и павильонов, созданных Баженовым. Казаков аккуратно вытесал каждый камень, подогнал деталь к детали, линию к линии. Павильоны же Баженова производят такое впечатление, словно они созданы по волшебству, а не тяжелым трудом каменщика. Каким-то особым, ни с чем не сравнимым очарованием веет от баженовских произведений. Внимательно изучая произведения Баженова, мы можем восстановить ход его мыслей, путь его творческих исканий, и каждый раз он предстает перед нами ярким, оригинальным, неповторимым мастером русской архитектуры».
По легенде, Екатерина сказала Казакову: «Как все хорошо! Какое искусство! Это превзошло мое ожидание; нынешний день ты подарил меня удовольствием редким; с тобой я сочтуся, а теперь вот тебе мои перчатки, отдай их жене и скажи ей, что это память моего к тебе благоволения». Восторг императрицы вызвал пока еще не проект новой резиденции в Царицыне, а здание Сената в Кремле, выстроенное Казаковым. Вот и опять стечение обстоятельств : Баженову в Кремле строить не дали, а Казакову - пожалуйста. Если раньше Екатерина говорила «мой Баженов», то теперь своим стал Казаков. Еще Грибоедов писал: «Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь». Да, слишком скоротечно и переменчиво расположение власти. Казакову это тоже предстоит пережить, но потом, а пока государыня восхищается им - в доказательство прочности купола Сената, 25-метровый диаметр которого делал здание уникальным, Казаков залез на его вершину и простоял до тех пор, пока не сняли поддерживавшие его леса. И все это на глазах у Екатерины и ее свиты.