Через подземный город идти пешком было гораздо быстрее, чем поверху, поэтому основное расстояние четверо путешественников прошли по траволатору в одиночестве. Руди и Серджио обсуждали, кому из банд принадлежит эта территория, а Гарет им мрачно поддакивал. Наверх они выбрались через час пятнадцать, и тут же им в глаза ударил ослепительный дневной свет.

Они шли по улице, и окружающие обходили их стороной, словно вокруг них располагалась зона отчуждения. Над головой, как всегда, летали тысячи дронов, создавая непрерывный звуковой фон, характерный для этого города. У одного из дронов сбилась программа, и он вылетел навстречу поезду. От удара розовый корпус дрона разлетелся на несколько кусков, ящик с продуктами полетел вниз, содержимое посыпалось на дорогу, как набор праздничных игрушек. Колесо одного из беспилотников угодило в пластиковую бутылку зелёного цвета, крышка выстрелила, и йогурт с лесными ягодами облил ноги одному из прохожих.

Один взрослый билет на поезд стоил три доллара независимо от дальности путешествия, поэтому компания бездомных путешествовала пешком.

Во время прогулки Дарвин заметил одну деталь: чем моложе был житель Гибралтара, тем с большей вероятностью и у него были встроены аугментации тела. У людей старше сорока их совсем не было, а среди двадцатипятилетних такие встречались у каждого второго. У одного рука, у другого колено или ступня. У многих отсутствовали глаза, а на их месте были встроены либо камеры, выглядящие ужасно, но имеющие зум и множество полезных функций, либо идентичные натуральным глазные яблоки. В десятый раз Дарвин задумался, сколько же людей пострадало во время голодных бунтов.

Мимо прошла девочка его возраста, держа папу за руку. На ней было чистое голубое платье и широкая голубая шляпа. Она с таким презрением взглянула на Дарвина в его грязных шортах и футболке с пятнами пота, что ему захотелось исчезнуть.

– Фу, – произнесла она.

Прилично одетые прохожие, которых было меньшинство, намеренно отводили от Дарвина взгляд. Для них он не просто не существовал, он был антиподом существования. Словно люди боялись, что прямой зрительный контакт превратит их в бездомных. А может быть, они боялись, что у них попросят денег.

Несколько раз Дарвин уже встречал такие взгляды, он называл их паникой вежливости. Когда Венди или Кутайба подходили к прохожим и просили денег, человек терялся и не знал, что ответить. В большинстве случаев они просто мотали головой. Никто не хотел грубить в ответ, но и вежливость не проявлял.

– Ненавижу банки, – вдруг произнёс Гарет. – В них работают одни упыри.